Театр одного зрителя
Большое Никитское отступление: от флигеля, закона и собственного решения
Константин Михайлов возвращается к судьбе городской усадьбы Позднякова на углу Большой Никитской и Леонтьевского переулка.
Напомним: Мосгорнаследие опубликовало приказ (подписанный еще в начале месяца) о включении в Единый госреестр объектов культурного наследия России главного дома (стр. 1) и выходящего в переулок флигеля (стр. 2). А второму, дворовому флигелю той же самой усадьбы (стр. 3) в охранном статусе отказано, его теперь можно ломать и строить на его месте. Из охраняемой от новостроя территории выведен также усадебный двор, что выглядит вообще нонсенсом.
Очень похоже, что сбывается то, от чего мы предостерегали московские власти полгода назад в «Большом Никитском наступлении». Тогда столичная мэрия неожиданно выкупила другой дом на Большой Никитской, за который переживала московская общественность – дом Булошникова. Причем выкупила только затем, чтобы спасти его от радикальной перестройки частным собственником. Увы, уже тогда в Москве поговаривали, что чудесное спасение дома Булошникова – лишь часть операции по «размену» его на разрешение перекроить усадьбу Позднякова. Тогда подобным версиям верить не хотелось, теперь – поневоле приходится.
Томский эксперт Зыбайло, действующий по заказу юриста Ольшанской, лишил права на госохрану один из парных усадебных флигелей, ничем не отличающийся от собрата, да еще и вывел замкнутый внутренний двор из территории памятника, т.е. «разрешил» его застраивать. Мосгорнаследие согласилось с такой экспертизой. Получилось, таким образом, тройное отступление: от флигеля с двором, от закона и от собственного решения 2010 года.
Активисты Архнадзора направляли в департамент подробные замечания на экспертизу г-на Зыбайло. В ответном письме за подписью заместителя руководителя Мосгорнаследия Леонида Кондрашева утверждается, что решение Москомнаследия 2010 года не было окончательным, а сведения из акта экспертизы А.Л. Баталова «подлежат корректировке». Поскольку для нее не проводилось «реставрационных исследований», а для экспертизы г-на Зыбайло в 2020 году проводились, дескать, «натурное исследование с отбитием штукатурки». Потому-то якобы дворовый флигель не был признан подлежащим охране.
Тут что-то не так, коллеги. Либо нужно признавать несостоятельными экспертизы и решения 2010 года, либо 2020-го. Невозможно ведь подписывать про один и тот же объект документы противоположного содержания. И заодно нужно объявить миру, что эксперт из Томска Зыбайло исследовал усадебный флигель глубже и объективнее, чем доктор архитектуры Андрей Леонидович Баталов, председатель Научно-методического совета Департамента культурного наследия Москвы.
С «обрезанной» территорией памятника – еще интересней, еще «чудесатей». Леонид Кондрашев, «обосновывая» ее, ссылается не на норму закона (!), а на некую методику, разработанную ГУП НИиПИ Генплана Москвы в 2008 году. В ней, в лучших традициях лужковского градостроительства, требуется учитывать «особенности перспективного развития территории».
А по плану межевания квартала, утвержденному еще в 2002 году, пишет дальше Л. Кондрашев, территория строения 3 (тот самый разжалованный из памятников дворовый флигель) «отнесена к категории стройплощадок и пустырей».
Не в этом ли разгадка? Был флигель XVIII–XIX веков, а будет – стройплощадка XXI века.
Деликатное освоение
Мария Ольшанская фактически подтвердила в недавнем интервью, что территория усадьбы превратится в большую стройку. Она обещает «работать с этим объектом достаточно деликатно», домовладение останется жилым с торговой зоной на первом этаже. Но подземное пространство под домом девелоперы намерены осваивать, что означает котлован как минимум вместо усадебного двора. А дворовый флигель, по словам «общественного уполномоченного (хотелось бы знать кем? – К.М.) по культуре», «не имеет никакой архитектурной ценности». По моей информации, он будет снесен и заменен новостройкой, сохранить удастся разве что какие-то отдельные фрагменты кладки XVIII века.
Я вовсе не склонен думать, что Мосгорнаследие не ценит ни экспертной репутации председателя своего экспертного совета, ни подписи своего руководителя. Скорее всего, решения 2020 года преследуют цель, пожертвовав флигелем, «который ниоткуда не видно», сохранить в качестве памятников архитектуры и реставрировать главный дом и флигель по переулку. Мои источники в мэрии намекают, что даже их отстоять от сноса и радикальной перестройки было очень нелегко.
В это охотно верю, если учесть всю предысторию. Лакомый участок на Большой Никитской давно привлекал разнообразных девелоперов, которые доходное место ценили гораздо выше, чем стоящие на нем здания. Их еще в начале 2000-х годов объявляли аварийными (и к 2020-му благополучно довели до этого состояния), насильно выселяли жильцов и арендаторов. Ничем иным, кроме как административным давлением вышестоящих городских властей, я не могу объяснить тот факт, что Москомнаследие 2010 года, согласившись с признанием памятниками всех усадебных строений, не смогло тогда выпустить «окончательный» документ о зачислении их в госреестр.
Ничем иным, кроме давления «сверху», я не в состоянии объяснить и нынешние решения, расчленяющие городскую усадьбу и ее территорию.
В свое время я видел самые разные девелоперские проекты «развития» усадьбы Позднякова: и с пресловутым «атриумом» вместо двора, и с повышенными до 5 этажей флигелями, снесенными и построенными заново, и с бетонной 8-этажной коробкой, торчащей на месте дворового флигеля, видной даже с площади Никитских ворот (см. иллюстрации). Общественная борьба против хищнического градостроительства все-таки приносит свои плоды; скандальная история начала 2019 года с домом Булошникова, по моей информации, поумерила аппетиты, и новострой в усадьбе Позднякова, как предполагают мои источники, по крайней мере, ниоткуда извне не будет виден.
Что, разумеется, не делает его ни законным, ни приемлемым.
Исход градостроительной пьесы
У меня есть некоторые основания полагать, что нынешний девелопер городской усадьбы Позднякова – тот же, что и у нескольких других проблемно-скандальных адресов московского градостроительства последнего времени. Судя по поступи, девелопер максимально влиятельный: он настойчиво и планомерно добивается своего, даже в охранной зоне Московского Кремля.
И так и представляется, видится мне, как он, подобно единственному зрителю, знающему заранее исход градостроительной пьесы, посмеивается из укромной ложи – и над исполнителями ролей первого и второго плана, и над критиками, и над простодушной публикой, стоящей у театрального подъезда с цитатами из закона о культурном наследии.
Неужели каждый раз для того, чтобы власть принимала гуманные по отношению к историческому городу и соответствующие закону решения, нужно массовое общественное возмущение, как это было с домом Булошникова или со всем известным павильоном на Патриарших прудах?