Палаты в усадьбе Кантемиров: ответ критику
Рустам Рахматуллин
15 мая мы сообщали о натурном открытии фасада главного дома усадьбы середины – третьей четверти XVIII века на Покровском бульваре, 8, строение 2, рассказали по этому случаю об истории владения и сделали предположения о датировке находки. Через несколько дней историк-архивист Леонид Вайнтрауб опубликовал в соцсетях, на странице «Эксперты PRO реставрацию», заметку «О «палатах Кантемиров»» с разбором нашей публикации. Заметка уважаемого Леонида Романовича носит критический характер, что предполагает ответ. «Академическая» дискуссия – редкость на сайте Архнадзора. Но сейчас карантин, время есть.
1.
Автор критики начинает с того, что «об этом здании известно давно, как профессиональным исследователям Москвы и реставраторам, так и Мосгорнаследию», а также самому автору, проводившему исследования участка и всего церковного прихода. Упоминаются и «натурные исследования». В подтверждение приводится протокол решения Экспертной комиссии Мосгорнаследия № 47 от 19 октября 2005 года, согласно которому здание отнесено к «ценным объектам историко-градостроительной среды» со следующим наименованием: «Доходное владение Медынцевых. Дом доходный — дом жилой, 2-я пол. XVIII в. (?), 1880-е гг., арх. Ф.Ф. Воскресенский, 1930-е гг.»
Однако наименование «…дом жилой, 2-я пол. XVIII в. (?)» со знаком вопроса не может быть фиксацией натурного открытия. Более того, оно ставит под сомнение и весьма определенные архивные данные, те самые, о которых действительно «известно давно». Либо исследователь, кто бы он ни был, не смог настоять на иной записи, либо сам не был уверен в ином. «Натурные исследования», даже такие фрагментарные, как сегодняшние, не могли бы оставить сомнений в сохранности стен середины – третьей четверти XVIII века. А уж отнесение дома с такой датировкой к объектам историко-градостроительной среды (было бы) просто позорно для членов Экспертной комиссии, поскольку этот «статус» означает отсутствие всякого статуса, вплоть до возможности сноса. На другой версии историко-культурного опорного плана – официального графического аналога реестра памятников — это даже не серое, а белое пятно.
2.
В Троицком пожаре 1737 года, вопреки утверждению Л. Вайнтрауба, сгорела не вся застройка усадьбы Кантемиров. Из переписки княжны Марии с братом, князем Антиохом Дмитриевичем, прямо следует, что в пожаре сохранился каменный флигель, на строительстве которого своевременно настоял архитектор Трезини.
3.
Между послепожарным планом 1744 года, на котором отсутствует застройка, и завещанием княжны Марии от 1757 года, в котором застройка упоминается вновь, помещается письмо княжны графу Михаилу Воронцову от 2 июня 1748 года. Именно из этого письма мы знаем о втором пожаре дома, который «совсем погорел», что упускает из виду Леонид Романович. Следовательно, мы знаем о строительстве второго дома между 1744 и 1748 годами. Выражение «совсем погорел» не может прямо свидетельствовать ни о материале стен, ни об их утрате или сохранении, если дом каменный, поскольку, как и в сотнях подобных случаев, сообщает главным образом о невозможности проживания в доме после пожара.
4.
Критик соглашается, что «в духовном завещании М.Д. Кантемир 1757 года действительно упоминается каменный дом: «московский …домъ съ каменнымъ и деревяннымъ строениемъ»», — но добавляет, что «этот факт еще не дает возможности с какой-либо достоверностью отождествить упомянутый в завещании дом с каменным строением, показанным на плане владения Мосолова 1772 года».
Неясно, на какой тезис обсуждаемой публикации сделано это возражение.
Притом существенно, что в тексте завещания каменное дворовое строение названо прежде деревянного, а такой порядок, как правило, указывает на камень господских построек и дерево служебных.
5.
Далее Вайнтрауб пишет: «Само предположение о том, что «у княжны Марии было время выстроить каменный дом и после второго пожара», …звучит только предположительно, без достаточного обоснования».
Слова «было время выстроить…» действительно звучат предположительно. Это и есть предположение, такое время у неё действительно было, и тезис не является ложным. Текст завещания 1757 года является недостаточным, но обоснованием этой возможности. С какими тезисами спорит критик, снова неясно.
6.
К слову, завещание княжны Марии Кантемир открыто недавно молдавской исследовательницей Лилией Заболотной и опубликовано только в 2016 году. В нашей публикации это открытие (впервые) привязано к вопросу о датировке конкретного московского дома. Критик не отметил это достоинство публикации, а процитировал завещание как уже известное.
7.
Ниже Л. Вайнтрауб пишет, что в публикации Архнадзора в качестве возможных заказчиков каменной постройки «вроде бы» (?) поочередно рассматриваются все владельцы того времени, «однако в конце статьи автор безапелляционно называет постройку «палатами Кантемиров»».
Словосочетание «палаты Кантемиров» действительно не вытекает из логики повествования. Но именно поэтому доброжелательный коллега понял бы, что ошибка носит редакционный, а не «безапелляционный» характер. И в заголовке статьи, и в подводках к ее репостам на сетевых ресурсах Архнадзора, и в подводках к репостам на дружественных ресурсах говорится о «палатах в усадьбе Кантемиров»; их атрибуция всякий раз ставится под вопрос.
Принимая замечание как редакционное, мы легко исправили в нашей электронной публикации «палаты Кантемиров» на «палаты в усадьбе Кантемиров», в полном соответствии с заголовком и логикой текста.
8.
Л. Вайнтрауб пишет далее, что план Хотева середины XIX века не может иллюстрировать статью, посвященную атрибуции палат XVIII века.
Но этот план был приведен не для атрибуции, а для топографической помощи читателю. Предмет публикации локализован на одном из немногих подомных планов города, на которых он показан еще в качестве господского, отдельно стоящего дома; где еще ясно читается конфигурация открытого усадебного участка; где нанесены имена улиц, а Хохловский переулок уже имеет почти современную (с XIX века) трассировку. Фрагмент плана заверстан в предисловие, выше основного текста с его подзаголовком. Нигде в тексте нет ссылок на этот план как на подтверждение какой-либо атрибуции.
9.
Важнее всего мнение критика, что анализ плана Горихвостова 1768 года исключает постройку дома прежде этой даты, поскольку «вся существовавшая во владении застройка показана достаточно подробно, и показана она деревянной». В таком случае принадлежность палат Кантемирам, продавшим участок в 1763 году, исключается. В связи с этим утверждением стоит следующее, что автор «не замечает те документы и источники, которые идут вразрез с его гипотезой».
Но, во-первых, с какой гипотезой?
А во-вторых и в главных. Привлечение любимого каждым москвоведом плана Горихвостова сразу предполагает его критику. Для начала весьма обширное и желательно иллюстрированное отступление о разновременности исходных данных плана. Умолчание об этой разновременности некорректно.
Материалы подомного плана огромного города собирались годами и годами же устаревали. Ближайшие примеры на востоке Белого города:
— на месте дома княгини Щербатовой (более известен как дом Хитрово, документированная постройка 1757 года, Подколокольный переулок, 16) показан пустырь. В том же владении не показана каменная домовая церковь, построенная еще боярином Федором Головиным. То есть представлена ситуация ранее 1757 года, после пожара деревянных хором Головиных, более чем за 10 лет до плана Горихвостова;
— на месте Крутицких архиерейских палат (постройка документируется до 1763 года, Кривоколенный переулок, 2) показан пустырь;
— на месте огромных палат Приклонских XVII века (Архангельский переулок, 10) показано небольшое строение, что является прямой ошибкой при любой датировке ближе 100 лет.
«Деревянными» показаны каменные палаты:
— будущей Межевой канцелярии;
— князя А.М. Голицына (бывшие Украинцева);
— «Мазепы» и другие.
Зная эти и иные примеры, невозможно утверждать, что ситуация на интересующем нас участке непременно относится к 1768 году. Показания Горихвостова должны приниматься в непротиворечивом сопоставлении с другими данными. Размышление над каждым участком плана есть отдельная исследовательская задача.
10.
Следом Л. Вайнтрауб пишет, что, «приводя в статье план владения 1772 года, принадлежащего в это время коллежскому советнику А.А. Мосолову, автор почему-то не рассматривает его кандидатуру как вероятного заказчика «палат»».
Однако Мосолов выделен в тексте первым, выше княжны Марии, князей Дмитрия и Константина Кантемиров, выше Ивана Измайлова. Что Мосолов есть один из пяти возможных строителей палат, было очевидно из контекста публикации для большинства читателей нашего сайта. Таким образом, и это замечание является редакционным. Прописать фразу в электронной публикации не составило труда.
11.
Далее Л. Вайнтрауб указывает, что «для публикации, претендующей на научный характер… или для подачи в Мосгорнаследие заявления не подходят догадки вроде того, как Мария Кантемир «вероятно, потеряла ребенка, что было в интересах Екатерины и ее партии»» и т. д.
Во-первых, наша публикация, к тому же соединенная по жанру с интервью, не является текстом заявки дома на охрану. Напротив, прямо говорится, что мы воздерживаемся от подачи заявки. И не от недостатка информации или квалификации, а из-за бюрократического противодействия.
Во-вторых, упомянутые сведения о Марии Кантемир являются не нашими догадками, а содержанием дипломатической переписки и вырастающей из нее легенды. Сама легенда является частью истории и культуры, ей без малого 300 лет. Она вполне может быть, и не раз была, предметом научного исследования. Приводить легенду в заявке совершенно необязательно, хотя и непонятно, как такое упоминание могло бы повредить ее беспристрастному рассмотрению.
12.
В завершение критик упрекает нас в мифотворчестве Ивановской горки, в ряду с Гиляровским и Б. Акуниным: «Возможно, что такая статья Архнадзора от 15 мая 2020 года поселила на Ивановской горке еще одну «легенду» о «палатах Марии Кантемир»».
Это критика или комплимент? А если серьезно, нигде в тексте не утверждается, что найдены палаты Марии Кантемир. Даже в исправленном впоследствии словосочетании «палаты Кантемиров» было дано множественное число, относящееся к Марии Дмитриевне, Дмитрию и Константину Антиоховичам одновременно, то есть к трем из пяти возможных строителей палат.
Упрек в мифотворчестве (если только это всегда упрек) легко вернуть автору критики, как причастному к созданию современной легенды о палатах Лопухиных в Хохловском переулке, 10, в меже с усадьбой Кантемиров. Леонид Вайнтрауб в книге «Церковная археология Москвы. Храмы Ивановской горки и Кулишек» (М., 2007) посчитал владевшую палатами княгиню Марию Авраамовну Долгорукову урожденной Лопухиной (стр. 485), хотя она урожденная Хитрово. На следующей странице (486) «безапелляционно» сказано, что это бывший двор Лопухиных. Ошибка уже перекочевала в акты государственной историко-культурной экспертизы, в электронные публикации, в релизы Мосгорнаследия, а возможно, и в новые книги.
Недоброжелательный критик сказал бы словами самого Леонида Романовича, что автор «не заметил те документы и источники, которые идут вразрез с его гипотезой». Что автор хотел найти родовое гнездо Авраамовичей Лопухиных и потому не обратился к хорошо разработанному родословию князей Долгоруковых.
Но что если речь идет не о гипотезе, а об интуиции Леонида Романовича, ожидающей подтверждения после исследования «всех источников»? Да, палаты не были приданым за какой-либо Лопухиной, но с некоторой вероятностью могли быть куплены у Лопухиных. Родоначальник семейной ветви Авраам Никитич действительно жил в приходе церкви Троицы в Хохлах. Желать исследователю подобной удачи так же естественно, как желать открыть палаты Кантемиров.
Записи
