Как были найдены палаты в усадьбе Кантемиров
… и что мешает заявить их на охрану
У градозащитников своеобразная годовщина. Год назад Мосгорнаследие фактически приостановило работу по выявлению памятников и их отнесению к реестру. Последние (на сегодня) приказы по «производству в памятники» подписаны 15 мая 2019 года.
Между тем натурное и архивное выявление наследия продолжается. Палаты, о которых пойдет речь ниже, обнаружены несколько месяцев назад, но еще не заявлены на охрану из-за неясности общей позиции правительства Москвы.
Пока мы годами безуспешно призываем к мораторию на сносы и новое строительство в историческом городе, власти ввели негласный мораторий на придание охранных статусов. Сама мэрия никак не комментирует эту остановку.
Есть версия. Заработала новая статья 57.1 Земельного кодекса: «Особенности возмещения убытков при ограничении прав в связи с установлением, изменением зон с особыми условиями использования территорий». Это касается и природоохранных, и даже военных режимов, а в нашем случае — зон охраны объектов культурного наследия. Такие зоны придаются памятникам после их включения в реестр.
Теперь администрации субъектов федерации обязаны закладывать в бюджет возмещение убытков всем «собственникам зданий, сооружений, помещений в них, объектов незавершенного строительства в случае, если строительство таких зданий, сооружений, объектов начато до дня установления или изменения зоны…» (пункт 4). Прежде они работали только с возможными исками отдельных собственников о компенсации.
Еще в сентябре 2019 года Всероссийский съезд госорганов охраны памятников в Благовещенске принял резолюцию с призывом вывести культурное наследие из-под действия новой статьи Земельного кодекса.
Если наша версия верна, то мэр Москвы мог бы донести проблему до президента и законодателей, а не останавливать выявление памятников, ведущееся в интересах всего общества и государства в силу закона. Ему это легче сделать, чем нам.
С другой стороны, центр Москвы почти накрыт объединенными охранными зонами, корректировка которых требуется далеко не в каждом случае выявления памятников. Если наша версия ошибочна, остается предположить, что правительство Москвы отказывается от важнейшего инструмента сохранения исторического города в интересах застройщиков.
В любом случае, градозащита будет требовать ликвидации этой нормы Земкодекса, о чем мы еще напишем.
А теперь к приятному и интересному.
ОТКРЫТИЕ
— Объем главного дома явно сохранился на высоту двух этажей, — показывает москвовед Валентин Карелин.
Мы стоим во дворе дома №8 по Покровскому бульвару, перед задним фасадом строения 2. Постановка дома в глубине владения – первый признак древности, если известно о древности самого владения. Так чаще всего стоят палаты XVII века и очень часто – XVIII века. А история владения известна.
— Есть план 1772 года, — продолжает Валентин Семенович. – Хохловский переулок, огибавший усадьбу, сейчас лежит иначе. Тогда он делал острый угол с проездом Белого города, нынешним внутренним проездом Покровского бульвара. В этом углу помещался хозяйственный двор усадьбы. Возможно, часть каменных служб замурованы в существующих строениях. Позади был сад, где мы стоим. Главный дом показан каменным уже на этом плане, когда принадлежит коллежскому советнику, в будущем рязанскому вице-губернатору Алексею Андреевичу Мосолову. Но он лишь последний из возможных строителей дома. История усадьбы известна с 1731 года, когда ею владела княжна Мария Дмитриевна Кантемир.
О своем саде эта просвещенная женщина писала так: «Я читаю теперь книгу, в которой Боккаччо описывает, как Амето, находясь в роще, наткнулся на нимф, просветивших его ум поэзией. Но хотя сад около моего дома тоже напоминает рощу, мне до сих пор не удалось встретить в нем ни одной музы».
— Соседний с юга двор, где ныне городской Милютинский сад, принадлежал брату княжны Марии князю Сергею (Сербану) Дмитриевичу. Есть версия, что порожние владения были получены семьей от новой императрицы Анны Иоанновны. В награду за то, что в предыдущем 1730 году Кантемиры во главе с младшим братом, поэтом и дипломатом Антиохом Дмитриевичем, поддержали Анну против Верховного тайного совета с его проектом конституционного ограничения монархии.
Известно, что императрица жаловала Кантемирам конфискованные деревни Меншикова. Многолетняя тяжба вокруг запутанного завещания отца не позволяла Кантемирам просто наследовать фамильные владения.
Отец — это светлейший князь Дмитрий Константинович Кантемир (1673-1723), господарь Молдавии и многогранный ученый, перешедший из турецкого подданства в русское. Дмитрий Кантемир мечтал перейти в Россию со своей страной, но поражение объединенной русско-молдавской армии на Пруте в 1711 году не позволило этим планам сбыться. Армия, в которой находились Петр I, его супруга Екатерина и молдавский господарь, чудом была выпущена турками из окружения.
Кантемир переселился в Россию с семьей и избранными людьми. Сходная судьба постигнет картлийского царя Вахтанга VI во время Персидского похода Петра; но если грузины в изгнании образовали слободу вокруг дворца своих царей на Пресне, то молдаване поселились более разрозненно.
Что объяснимо, если у господаря Дмитрия не было двора в Москве, что подтверждают современные сведения. Тем важнее понимать, что сохранилось в усадьбах детей Кантемира, да еще расположенных так кучно. В литературе считается, что сохранился еще один двор князя Сергея Дмитриевича, впоследствии усадьба Морозовых, с перестроенными в русском стиле палатами (Большой Трехсвятительский переулок, 1-3, стр. 1). В этой же части города сохранились и палаты князя Матвея Дмитриевича (Маросейка, 11), и дом двоюродного брата Кантемиров молдавского князя Константина Степановича Кантакузена (впоследствии князей Долгоруковых; Покровка, 6, стр. 2). Оба памятника известны и даже знамениты.
История княжны Марии (1700-1757) заслуживает отдельного рассказа. Традиция и европейская дипломатическая переписка считают ее последней пассией Петра Великого. Мария Дмитриевна наряду с Екатериной I сопровождала его в Персидском походе (господарь Дмитрий возглавлял походную канцелярию царя). Мария осталась в Астрахани по беременности и, вероятно, потеряла ребенка, что было в интересах Екатерины и ее партии.
И до, и после этих событий княжна отказывала знатным женихам, не исключая грузинского царевича, замуж так и не вышла. После возвращения двора Анны Иоанновны в Петербург княжна осталась в Москве, хотя была фрейлиной императрицы. В своем доме она собрала замечательную библиотеку, известную по названиям из переписки с братом Антиохом. В этих же письмах она мечтает о вокняжении Антиоха в Молдавии.
— Первый дом Марии Кантемир был деревянным, — продолжает Карелин, — построен в 1731 и сгорел в 1737 году. Известен его архитектор: это сам Доменико Трезини, находившийся в Москве с царским двором. Чертежи того дома и усадьбы тех лет не обнаружены. После пожара дом был отстроен, но через десять лет опять сгорел.
Трезини назван самой княжной в адресованном брату рассказе о первом пожаре. И в этом же рассказе впервые упомянуто каменное строение в усадьбе: «После того, как сгорел дом, я поблагодарила господина Трезина за постройку каменного флигеля: вы знаете, что по этому поводу он прожужжал мне уши своими восклицаниями: «Известь и крупный песок!» Благодаря тому я спасла все свое имущество: там хранились у меня все драгоценности и книги, которые вы мне подарили; спасены и вещи обоих братьев. <…> Все, что было в сарае: кареты, коляски мои и братьев, ваши коляска и сани, словом — все, что было в каменных постройках, спасено».
О втором пожаре мы знаем из письма княжны графу Михаилу Илларионовичу Воронцову: «…В прошедшем мае месяце московский мой дом совсем погорел, ныне в Москве не имею себе ни единого покоя, где жить…»
Был ли и второй дом деревянным, мы не знаем. Но пожары каменных домов редко приводили к обрушению стен, так что он мог сохраниться. «Погорел» для каменного дома означало прежде всего «стал непригоден для жизни», «совсем погорел» — «совсем непригоден».
У княжны Марии было время выстроить каменный дом и после второго пожара: она погибла (разбилась в коляске, когда лошади понесли) в 1757 году.
Из обнаруженной недавно духовной грамоты (завещания) княжны прямо следует, что каменное строение на городском дворе существовало. Мария Дмитриевна завещает брату Сергею ходатайствовать об основании монастыря в ее подмосковном имении Марьино (Улиткино), «да повелено б было отдать к тому монастырю… московский мой дом с каменным и деревянным строением».
Последовательность прилагательных: «с каменным и деревянным», как считают специалисты, обычно указывает на каменный господский дом и деревянные службы, а не наоборот.
И ниже: «Ежели паче чаяния монастырь построить не допустят, то… московский двор… брату моему двоюродному подполковнику князь Дмитрию Антиоховичу Кантемиру».
Дальше предоставим слово Актовым книгам XVIII века: 25 апреля 1763 года князь Константин Антиохович Кантемир продал Ивану Михайловичу Измайлову двор в Белом городе, в приходе церкви Живоначальной Троицы, что у Покровских ворот (либо «в Хохлах», либо «на грязех» – ред.), лицом к Белому городу (то есть к крепостной стене, снос которой начнется в следующем году – ред.), доставшийся после княжны Марьи Дмитриевны Кантемир.
Князья Дмитрий и Константин Антиоховичи не сыновья поэта, а его двоюродные братья. Сыновья Антиоха Константиновича, который был господарем Молдовы прежде Дмитрия Константиновича. После ухода Дмитрия в Россию Антиох Константинович подвергся преследованию турецких властей. До конца жизни (1726) он по настоянию брата получал пенсию от русского правительства.
Князь Дмитрий скончался в следующем 1758 году, и наследником двора оказался Константин (1718-1776). Он был принят в русскую службу только в 1736 или 1737 году, зачислен в действующую против турок армию, в авангарде которой возглавил освобождение молдавской столицы Яссы. Основал Молдавский гусарский полк, командовал кавалерийской дивизией, окончил жизнь в чине генерал-поручика. Константин Антиохович владел двором шесть лет, и это еще один возможный строитель палат.
Следующий из возможных покупатель усадьбы Иван Михайлович Измайлов (1724-1787) – преданный сторонник Петра III, шеф Невского кирасирского полка, помешавший полку перейти на сторону Екатерины II во время дворцового переворота и немедленно уволенный со службы. Возможно, покупка усадьбы связана с его изгнанием из Петербурга. Впоследствии Измайлов вернул себе милость императрицы.
— В 1884 году тогдашний владелец Медынцев превратил барский дом в доходный, расширив его в стороны и надстроив третьим этажом, — рассказывает Валентин Карелин. – Сейчас это пятиэтажный дом. В декабре прошлого года на местах обрушения штукатурки показались кирпичные «хвосты» срубленного барочного декора. Еще несколько лет назад их фрагменты заметил москвовед Николай Аввакумов. Теперь ясны габариты окон, видны венчающие картуши наличников, срубленный межэтажный карниз в три кирпича и рустовка также в три кирпича. Первый этаж значительно заглублен.
Палаты в усадьбе Кантемиров пополнили архитектурную сокровищницу Ивановской горки. Соседние с юга палаты князей Долгоруковых — графов Шереметевых — князей Репниных, более известные как Межевая канцелярия (Хохловский переулок, 10, стр. 1), только что отреставрированы с раскрытиями XVII века. Через Хохловский переулок стоят знаменитые палаты Украинцева (дом 7). И, конечно, приходская церковь Троицы в Хохлах.
Дом благополучен, заселен жильцами и организациями. Но это не причина откладывать постановку на государственную охрану. Причина читателям уже известна: возможный отказ после серьезной исследовательской работы, наподобие недавнего случая с домом на Масловке. Есть и еще одна причина: теперь для допуска в архив, по московскому закону «Об архивном фонде», исследователь должен собрать согласие всех собственников жилых и нежилых помещений в доме (статья 16).
Привет тебе, законодатель, федеральный и московский! Собственность священна, а культура и наука подождут?
Записи
4 комментария