Как Москва встречает юбилей И.В. Жолтовского
27 ноября исполняется 150 лет со дня рождения одного из её важнейших архитекторов.
Илья Печёнкин
Иван Владиславович Жолтовский принадлежит к первейшему ряду отечественных архитекторов. Как бы ни относиться к его творческому методу, благодаря которому любая из построек Жолтовского может служить пособием по истории архитектуры, он представляет собой особенное явление, вряд ли сопоставимое с кем-либо из коллег-современников. И почитатели, и недруги (коих у Жолтовского было в достатке) признавали за ним основательность подхода к проектированию и способность добиваться качества исполнения. По свидетельству архитектора С.Н. Кожина, ассистировавшего Жолтовскому в 1920—1930-х годах, мастера-исполнители, имевшие опыт сотрудничества с Жолтовским, были в Москве на особом счету. Среди архитекторов-профессионалов середины прошлого века персона Жолтовского прямо ассоциировалась с понятием школы (несмотря на его проницательный отказ возглавить образованную в 1933 году Всесоюзную Академию архитектуры; всего через несколько лет руководство академии будет репрессировано).
Став одним из обитателей советского архитектурного Олимпа, Жолтовский уже при жизни превратился в легенду. Его биография, изложенная в книге Г.Д. Ощепкова (1955), была основана на свидетельствах самого Ивана Владиславовича, который за давностью лет и, возможно, ввиду нежелания раскрывать некоторые обстоятельства своей жизни, способствовал мифологизации своего образа. Слово печатное весомо. Поэтому почти никто из писавших впоследствии о Жолтовском не дерзнул сомневаться в точности и исчерпывающей полноте напечатанного Ощепковым. А С.О. Хан-Магомедов на первых страницах своей книги (2010) предупреждал читателя, что, развивая свои теоретические взгляды на творчество Жолтовского, в части фактологии будет опираться на труд предшественника. Сегодня мы имеем внушительную библиографию об архитекторе, однако, раскрыв личное дело Ивана Жолтовского в фонде Академии художеств, содержащее его метрические данные, можем лишь подивиться чистоте листа использования. Проще говоря, дело это мало кто смотрел; из числа авторов книг о Жолтовском – никто. Поистине – Жолтовский известный и неизвестный одновременно…
Введённые недавно в научный оборот новые источники позволили реконструировать биографию Жолтовского с беспрецедентной степенью детализации. Польский шляхтич Ян Жолтовский явился на свет в имении близ Пинска 14 (27 по новому стилю) ноября 1867 года и в трёхлетнем возрасте потерял отца. В советское время Жолтовский, разумеется, предпочитал не афишировать своё сословное и этническое происхождение, для служебных анкет он стал белорусом. Получив среднее образование в пинском и астраханском реальных училищах, он в 1887 году поступил в Императорскую Академию художеств, однако учёба проходила весьма негладко. «Помощничанье» в мастерских крупных столичных зодчих, по-видимому, вызванное материальной нуждой, отрицательно сказалось на успеваемости. В общей сложности Жолтовский провёл в стенах Академии 11 лет и вышел из неё без диплома, позволявшего производство самостоятельных построек. Его путь к профессиональному успеху был тернист. Лишь в 1909 году, получив звание академика архитектуры (в дореволюционной иерархии не столь высокое, как ныне), Жолтовский получил твёрдое обоснование своего статуса зодчего-практика и вскоре приобрёл репутацию «архитектора миллионеров», славившегося дороговизной услуг. Среди его заказчиков – Рябушинские, Носовы, А.И. Коновалов и другие представители крупного капитала. Всё это не мешает пятидесятилетнему Жолтовскому после 1917 года попасть в обойму наиболее востребованных новой властью специалистов. За него хлопочет глава Наркомпроса А.В. Луначарский, даже попытка большевиков реквизировать личное авто Жолтовского оказывается неудачной.
Отдельный сюжет – его зарубежные поездки, и в особенности, последняя, совершённая в 1923—1926 годах при довольно загадочных обстоятельствах. Под предлогом организации Русского института в Италии (в здании знаменитой виллы Ротонда, которую предлагает приобрести советскому правительству) Жолтовский добивается официальной командировки, но, очутившись за границей, словно бы забывает о дерзком плане покупки шедевра Палладио, путешествует по старым итальянским городам, делает зарисовки и фотографии, встречается со знакомыми-эмигрантами… А по возвращении – становится светилом советской архитектуры, с привилегиями, большими заказами и, наконец, Сталинской премией. Сама эта архитектура именно на рубеже 30-х меняет свой вектор с авангардного на историзирующий – и при самом непосредственном участии Жолтовского, который в ответ на проектные задания рисует то римский Колизей, то венецианский дворец Дожей, то замок Фарнезе в Капрароле. Тип элитарного жилого дома советской эпохи, созданный Жолтовским, также наследует дворцам итальянского Ренессанса. Без этих зданий невозможно представить себе облик Москвы ХХ века — как, впрочем, и без массового панельного строительства, в становление технологии которого Жолтовский тоже успел внести свою лепту. Но имеем ли мы сегодня полный и корректный список произведений Жолтовского? Ситуация здесь, быть может, несколько лучше, чем с описанием его биографии, однако и в этом вопросе мы ещё далеки от исчерпанности. Скорее наоборот: на новом витке интереса к его личности остро необходим свежий, «незамыленный» взгляд, нужны новые исследователи и их открытия.
Полуторавековой юбилей Жолтовского превращается в подходящий повод для ревизии нашего знания о нём, но не только. В череде торжественных открытий, конференций и выставок, которыми отмечена юбилейная неделя, не избежать разговора о том, в каком статусе и физическом состоянии находится его архитектурное наследие в нашей столице. И здесь, увы, поводов для гордых реляций не наблюдается. По горькой иронии судьбы именно 2017 год принёс тревожные новости, касающиеся судьбы двух знаковых построек Жолтовского – особняка Гавриила Тарасова (Спиридоновка, 30/1) и Московского ипподрома (Беговая, 22). Созданные на заре карьеры зодчего и почти в самом её финале, эти объекты выразительно демонстрируют постоянство его творческого кредо. «Палаццо» на Спиридоновке, возведённый между 1909 и 1912 годами, подкупает большим аскетизмом формы и интригует примечательной копийностью фасада, почти повторяющего облик одного из дворцов Палладио; его интерьеры с первоклассной живописью Игнатия Нивинского и Евгения Лансере представляют собой объект музейного уровня. Зато громада ипподрома сложносочинённостью силуэта и многодельностью скульптурного декора как будто служит наглядной дефиницией заката стиля (коррелирующего здесь с закатом жизни его творца). Сегодня над обоими памятниками навис дамоклов меч московского девелопмента. Ещё одному детищу Жолтовского – павильону Скакового общества, признанному самым ранним в Москве примером неоклассицизма (1903—1906; Скаковая аллея, 7), — угрожает другая напасть: медленная гибель от запустения. Поэтому юбилей одного из создателей нынешней Москвы мы встречаем с чувством обоснованной тревоги за судьбу его наследия.
6 комментариев