Ильинский крестец — 3: освободите площадку
Александр Можаев
Продолжение археологической эпопеи Биржевой площади. Как мы писали ранее, эти исследования впервые остановили ход работ «Моей улицы», дав надежды на серьёзные перемены в деле охраны исторического наследия. Итог оказался более предсказуем: археологи свернули работы, не окончив исследование древнейших слоёв, стены найденной церкви грозненского времени разрушены, раскопки продолжает экскаватор.
Операция по изъятию из котлована кладок Благовещенской церкви, как и подобает мудрым и честным начинаниям, была проведена под покровом ночи на 16 августа. Разобрана наиболее хорошо сохранявшаяся часть памятника – кирпичный тамбур входа в подвал со ступенями каменной лестницы, 1560-х годов постройки. Основанием для спецоперации стало решение закрытого методсовета, на котором присутствовали представители Департамента культурного наследия и Департамента капитального ремонта. Объявлено о приговоре было на следующий день после приведения в исполнение. Также объявлено, что разрушенная постройка будет собрана вновь в залах Музея Москвы.
Сложно представить, какие у этого решения могли быть юридические, методические или хотя бы логические основания. Международная хартия реставраторов утверждает: «Памятник неотделим от окружающей среды, где он расположен. Перемещение всего памятника или его части не должно допускаться. Перемещение возможно в том случае, если это необходимо для сохранения памятника или может быть оправдано высшими национальными или международными интересами». В роли национального интереса и единственной угрозы сохранению храма на Ильинке выступил проект фонтана, запланированного на месте церкви в рамках создания пешеходной зоны.
Юридическая сторона вопроса проанализирована в заявлении Московского отделения ВООПИИК, очень надеемся, что делом займётся Прокуратура. Методически (и лишь для экстренных случаев) существует практика переборки памятников, называемая анастилозом, но она распространяется лишь на деревянные либо каменные постройки. Кирпичные памятники состоят не только из кирпича – это и уникальное для каждой эпохи заполнение швов, и внутренняя забутовка, иногда составляющие значительную часть общего объёма стены.
Профессиональной практики переборки кирпичных памятников не существует. Старый кирпич может быть использован для облицовки новодела, но такая постройка никогда не будет считаться памятником древности. А значит, слова главного археолога Москвы Леонида Кондрашева о том, что памятник извлечён из раскопа «без потерь» надо либо считать ложью, либо рассматривать в буквальном смысле – ящики с кирпичом, который прежде был церковью, благополучно доставили в музей, дорогою очень старались и даже ничего не просыпали.
Остаётся простой логический вопрос: зачем вообще они это сделали? Департамент культурного наследия заявляет: «место раскопа будет законсервировано во избежание дальнейшего разрушения». Но если раскопу ничто не угрожает – для чего отламывать кусок от памятника, чтобы сделать приятное Музею Москвы? Демонтаж наиболее сохранной части похож на суетливую попытку спасти хоть что-нибудь. Отсюда новое опасение: худшее впереди, сохраняющимся кладкам и недораскопанному культурному слою грозит полное уничтожение.
Дело в том, что время, отведённое для раскопок, оказалось достаточным для добросовестного исследования лишь трети котлована. Археологи работают сверху вниз, и если времени недостаточно, то неизученными остаются нижние, самые древние и ценные уровни. На Биржевой площади полностью изучить материал удалось на ста квадратных метрах, обозначенных на схеме зелёным цветом. Именно здесь, на глубине около 3,5 м, были найдены домонгольские украшения и следы посада XII столетия. Остальная часть раскопа пройдена на 2-2,5 м, примерно до уровня Смутного времени. Лишь один сруб начала XVII века отправлен в музей, более ранние засыпаны песком. Под ними (а также под разобранными стенами храма) пребывает продолжение домонгольского уровня. Скоро здесь появится котлован насосной станции фонтана, 24х7 метров в плане при глубине 4 метра. Цифры определённо намекают на то, что яма сожрёт не только остатки храма, но и драгоценную информацию, оставшуюся в культурном слое.
…Сказывают, что в 1960 году, когда археологи лихорадочно работали в котловане кремлёвского Дворца Съездов, к ним подошел специалист в штатском и сказал: вон вам из окна уже машут, хватит путаться, освободите площадку. В этот самый момент копатели расчищали стену крепости Юрия Долгорукого. Изучить тогда удалось не более двадцатой части котлована. Нынешний масштаб злодейства совсем не тот, но принцип остаётся неизменен.
Благовещенский храм также раскопан лишь частично и практически не изучен. Осталось непонятным устройство северной галереи, не уточнена общая планировка храма и габариты его алтарной части. С руиной не работали специалисты-архитекторы, а археологи в большинстве своём не обучены искусству чтения древних кладок. Лишь в последний день раскопок руину бегло осмотрел архитектор Георгий Евдокимов, один из наиболее опытных реставраторов столицы. Его устное заключение сводится к тому, что перед нами уникальный для Москвы памятник, как по сохранности, так и по архитектуре. Очевидно, что это был небольшой бесстолпный храм стандартных для своего времени размеров (около 9х9 м). От других построек этого типа его отличает наличие подвала, северная стена которого была раскрыта лишь снаружи – это внешняя, черновая кладка. Интерьер, до которого оставалось буквально подать рукою, не раскопан.
Большинство построек этого времени, изученных археологами, уцелели в уровне фундаментов — то есть по ним можно лишь очертить контур утраченного памятника. Этим летом в Москве пострадали от благоустройства сразу три памятника XVI века, сохранявшие целые помещения нижнего яруса: Китайгородская стена с её подземными комнатами, подклет трапезной церкви Сретенского монастыря и Благовещение на Ильинке. Это рекорд.
Очевидно, что ильинский подвал цел на высоту около трёх метров и сохраняет основание кирпичного свода. Можно предполагать, что изнутри он облицован белым камнем. Очень вероятно, что пространство подвала завалено обломками архитектурных деталей от разобранной верхней части храма, которые помогли бы представить её облик. Памятник отличает великолепная сохранность кладки, которая, находясь на глубине, не размораживалась каждую весну, не имеет трещин, а раствор меж кирпичами сохранил каменную прочность. Остатки руин в данный момент прикрыты навесом. Если их завалят песком, не останется никаких гарантий, что при строительстве фонтана стена храма не уйдёт под ковш «вслепую».
Причина всех означенных бед, как всегда, проста: нежелание следовать законно установленной процедуре. Проект обязан иметь археологический раздел, отдельно проработанный для каждого этапа (см. приложение к этому тексту). АБ «Стрелка», которое выступало в роли его заказчика, включила необходимый раздел в концепцию, которая не является документом, а лишь отражает намерения проектировщика. В самом проекте этого раздела, сколь нам известно, нет, а значит, нет отчётности, нет сроков, нет договора с археологами, нет финансирования раскопок.
И наконец, самое печальное: отсутствие реакции профессионального архитектурного сообщества. Критики винят археологов – но их работа копать, в рамках поставленных сроков они отважно справились с задачей. Винят проектировщиков — но их задача строить фонтан, а не биться за сохранность непонятных камней на дне котлована. Я звонил в «Стрелку», и мне задали логичный вопрос: что мы можем возразить нашим заказчикам, если идея разборки руин не вызвала возражений ни у Минкульта, ни у Департамента культурного наследия? Где академики, эксперты, историки, музейщики, которые попытались бы объяснить чиновникам ценность руины? Ведь это не тот случай, когда памятник стоит поперёк строительства многоэтажного бизнес-центра. Фонтан можно перенести на другое место, а площадь запросто украсит клумба, не требующая 4-метрового котлована.
Не нам учить Стройкомплекс осваивать суммы, но строительство подземного археологического музея потребовало бы ещё более интересного бюджета. Так что дело, кажется, не в пресловутых распилах, а в обычной твердолобости. Кто-то наверху упёрся рогом в фонтан, потому что он уже согласован, понятен и вообще перестаньте снова морочить голову – «то у них собаки воют, то руины говорят». Археологи, участвовавшие в методсоветах, пытались донести до чиновников идею необходимости сохранения руин, предлагали варианты от консервации до подземного музея. Общественность писала письма, пресса поддержала, горожане надеялись. Нужен был голос профессионалов.
Я пытался начать обсуждение проблемы на профильном форуме реставраторов – 40 лайков, ни одного нового мнения. Обращался к тем, чей голос имеет вес – обещали «определить позиции» и исчезали. Звонил лично знакомым специалистам – многие имеют что сказать, но просят не называть их фамилий. Даже там, где не нужен протест, а нужна обыкновенная инициатива, даже для тех, кто не работает на «Мою улицу» и вроде бы ничем не рискует. Не берусь судить, что бы это значило, но результат, мне кажется, очевиден: драгоценная Благовещенская церковь, 235 лет тайно хранимая Москвой для того, чтоб мы могли употребить её к пущему украшению и прославлению города, погибает. Не потому, что она кому-то мешает, а просто потому, что оказалась никому не нужна.
Сокращённая версия текста опубликована Афиша daily
Приложение. Рекомендации по обустройству проектного раздела, который позволит обеспечить бесконфликтную встречу археологов с проектировщиками на всех площадках «Моей улицы», составлены археологом Игорем Кондратьевым, в 1989 году впервые разработавшим схему археологического проектирования в Москве (ПОАР).
Археологическое проектирование на участках выявленных архитектурно-археологических комплексов должно носить углублённый характер с учётом того обстоятельства, что раскрытый архитектурно-археологический объект не может быть по умолчанию раскопан «на снос» и изъят из слоя, поскольку может обладать признаками недвижимого объекта культурного наследия.
Поэтому в процессе проектирования в зонах архитектурно-археологических комплексов на основе полученной в процессе археологического проектирования информации генеральный проектировщик объекта строительства (реконструкции, благоустройства, реставрации, приспособления) должен совместно с археологическим проектировщиком вырабатывать технологические решения с презумпцией обеспечения сохранности объектов культурного наследия. В частности, в процессе проектных проработок должны быть найдены решения по следующим направлениям:
- в случае принятия решения о возможности музеефикации или сигнирования раскрытого архитектурно-археологического объекта, проектом должны быть определены технологические, финансовые, хронологические и иные необходимые параметры реализации принятого решения;
- в случае неизбежности раскрытия в процессе строительных работ архитектурно-археологического объекта без возможности его дальнейшей музеефикации или сигнирования, проектом должна быть предусмотрена возможность полноценной расчистки объекта, архитектурно-археологических обмеров объекта, консервации и обратной засыпки архитектурно-археологического объекта в целях его безусловного сохранения;
- в случае отсутствия по технологическим или иным причинам возможности достаточно полной расчистки архитектурно-археологического объекта, его обмеров, последующей его консервации, следует предусмотреть технологические решения, вовсе исключающие раскрытие архитектурно-археологического объекта в процессе строительных земляных работ; в таких случаях в качестве основных приёмов могут быть рекомендованы: изначальная трассировка инженерных коммуникаций в обход архитектурно-археологических объектов, совмещение трасс новых коммуникаций с трассами старых коммуникаций, в случае технологической возможности такого решения, изменение проектных отметок заложения основания конструкций и покрытий, прокладка трассы методом прокола или продавливания ниже уровня залегания архитектурно-археологического объекта.
UPD: 14 сентября неизученные участки культурного слоя и руины Благовещенской церкви были полностью уничтожены ковшом экскаватора.
2 комментария