Сретенская лениниана
Александр Можаев
Ровно год назад с фасада старого дома в Печатниковом переулке осыпался гипсовый барельеф с профилем вождя мирового пролетариата. Упал и разбился на 48 мелких кусочков. Для нас с коллегами совершенно не стоял вопрос: спасать ли вождя? Спасать, и немедленно! Немедленно, правда, не получилось, но спустя год мы имеем честь отчитаться, о том, как и почему мы это сделали.
Это был небольшой, нешумный и нестрашный Ленин. Не митинговал и не жестикулировал, просто смотрел в сторону Сретенки знакомым профилем. Когда я хожу с туристами по здешним переулкам, то обязательно делаю небольшой крюк, чтобы зайти в Печатников, 22.
Дом и сам по себе занятен: громоздкая постройка 1912 года, украшенная плоским трёхколонным портиком. Нечётное число колонн – глумление над ордером, более характерное для постмодернизма, чем для неоклассики, но подобная несуразность вообще отличает застройку Сретенских окрестностей. Район центральный, но с особой славой, до революции изобиловавший дешевыми доходками, позже – рабочими жилтовариществами, ещё позже, в 1990-е – так называемыми домами пониженной элитности.
Судя по рассказам старожилов, жители одного из этих товариществ и установили скромный барельеф на фасаде 22-го дома. Причём сразу или вскоре после смерти Ленина, по собственной инициативе, от огромных чувств, а не ради отчётности. 1920-е – невероятно интересная историческая эпоха, как ты её ни оценивай, а этот барельеф всегда казался мне одним из самых живых её свидетельств на улицах Москвы.
Год назад барельеф разбился (может, помогли, а может, и сам – крепеж был совсем паршивый). А я знал, что в этом подъезде проживает москвич Олег Тарасов, известный в кругах ветеран советского панка. Исходя из неформальной практики прошлых лет, стоило предположить, что дедушку обидел именно он.
Но я и подумать так не успел, ибо новость о пропаже дошла до меня от самого Тарасова: наоборот, возвращаясь домой, он увидел на тротуаре осколки, собрал их и попытался склеить. Не иначе, свойственная героям андеграунда чуткость к несправедливости подсказала, что времена поменялись и теперь сам Ильич нуждается в нашей поддержке. /Олег просит уточнить, что первой пришла на помощь его спутница, гражданка Украины, называющая себя Даздрапутой Хохлозавренко/
Однако работа требовала профессионального участия, поэтому далее я отнёс осколки в мастерскую Государственного музея архитектуры, где трудовая династия мастеров Чижиковских склеила их и отчистила их от слоёв фасадной краски.
Проявившийся рельеф оказался неожиданно тонким. «Очень качественная работа», — сказал проходивший мимо скульптор Николай Аввакумов и взялся докомпоновать недостающие фрагменты. Затем скульптор Михаил Медведев помог изготовить форму для изготовления копии (подлиннику безопасней оставаться в музее), Стас Чижиковский восстановил угаданную по фрагментам бронзовую тонировку, а великолепная Наталья Тарнавская изготовила пояснительно-мемориальную табличку, на которой кратко изложено примерно следующее.
Качество барельефа, в сочетании с местночтимой легендой о самом раннем в Москве памятнике Ленину, позволило предполагать, что перед нами не простая типовая отливка более позднего времени.
Поиск аналогов указал на очень похожий барельеф, установленный в Кисловодске в 1926 году скульптором Андреевым. Тут мы, конечно, обрадовались, потому что всякий просвещённый москвич знает Николая Андреева как автора памятника тоскующему Гоголю на Никитском бульваре. Тем более что позже он, как мастер, лично знакомый с Лениным, стал одним из основоположников художественной ленинианы.
Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что пятигорский барельеф принадлежит руке его брата. Скульптор Вячеслав Андреев также видел Ленина при жизни и начал работу над его монументальным образом ещё в 1923 году (позже им будет разработан классический полупрофиль для партбилетов). Задача была серьёзная: «при высокой художественности, дать возможно близкое сходство и ясное представление внутренней душевной мощности Владимира Ильича».
Далее цитируем справку, подготовленную по нашей просьбе кандидатом искусствоведения Марией Силиной:
«Ленин тяжело болел с 1922 года, в мае 1923-го он окончательно переехал в Горки, тогда же было объявлено о сборе посвященных ему документов, фотографий и произведений искусства. Продолжительная болезнь дала возможность сразу после смерти Ленина начать серию коммеморативных мероприятий.
Уже 25 марта 1924 года созданная комиссия рассмотрела 55 скульптур и более 20 картин и рисунков. Из скульптур были признаны годными для тиражирования лишь 4 работы: барельеф и скульптурный бюст авторства Вячеслава Андреева, маска и барельеф Ивана Шадра.
А в июне 1924 года было опубликовано постановление, которое определило развитие ленинианы на весь период существования СССР: портреты вождя должны быть утверждены комиссией, в которую обязательно входил хотя бы один человек, лично видевший Ильича.
Уже в июле 1924 года скульптор Меркуров начал выпускать одобренные изображения авторизированными копиями для продажи. Позже, с 1930-х годов, производство портретов приобрело всесоюзные масштабы, тиражи стали исчисляться сотнями памятников и тысячами бюстов и рельефов.
Барельеф из Печатникова переулка ценен, во-первых, тем, что это пример ранней ленинианы — памятников 1924-1926 годов осталось крайне мало, особенно в Москве. Во-вторых, образец первых шагов зарождения индустрии скульптуры, в развитии которой стандартизация облика Ленина сыграла большую роль. И хотя сегодня его шаблонность воспринимается как само собой разумеющееся, в действительности это уникальная страница развития общественного искусства модернизма, которую еще только предстоит изучить и оценить».
А теперь добавлю про отсутствующую идеологическую составляющую работы реставраторов, а то уже поступали вопросы типа «Гитлера вы бы тоже взялись склеивать?»
Я дико счастлив тем, что профессия музейного работника позволяет мне даже не задумываться о подобной пурге. Я вижу редкую старинную вещицу, я знаю, что её надо сберечь. Почему не в музейном запаснике, а именно здесь, на прежнем месте? Потому что без неё Печатников переулок станет скучнее, потому что она интересная. А главное, сохраняя её, мы оставляем возможность всем желающем смотреть, обсуждать, осмысливать, и пусть одни приходят цветы возлагать, а другие рассказывать о красном терроре – это уже не наша забота.
В окрестности Сретенки есть ещё одна диковина из 1920-х: закрашенные лозунги, также написанные на фасаде дома по частному почину жителей. Мы не первый год пытаемся согласовать реставрацию этих надписей, потому что ничего подобного в Москве не сохранилось.
Прихожу я недавно в одну инстанцию, показываю секретарю письмо с проектом, а она говорит: да ведь тут про Ленина, а его вроде сейчас наоборот везде закрашивают? Простая женщина, а чувствует суть политического момента: про Ленина вроде скорее нельзя, чем можно, а про Сталина скорее вроде можно, чем нельзя. А 30 лет назад наоборот было, а потом будет ещё как-нибудь, а наше дело простое: хранить материальные свидетельства, потому что они – единственная несомненная правда истории.
Опубликовано Вести.ру
Записи
6 комментариев