«Мы сворачиваем шею курице, несущей золотые яйца»
Ле Корбюзье, московское метро, екатеринбургский конструктивизм и ВДНХ — каковы шансы России попасть в список Всемирного наследия ЮНЕСКО?
17 июля 2016 года ЮНЕСКО включила 17 построек Ле Корбюзье в список Всемирного наследия — «Архитектурные произведения Ле Корбюзье. Выдающийся вклад в Современное движение». Новость беспрецедентна по нескольким причинам: во-первых, в этот список крайне редко попадают объекты XX века, во-вторых, непросто подать заявку сразу на целую серию зданий, к тому же представляющих несколько стран и континентов. Наталья Душкина, историк архитектуры и градостроительства, занимающаяся охраной культурного наследия, принимала непосредственное участие в проведении экспертизы при выдвижении работ одного из столпов архитектуры ХХ века. Она член и эксперт ICOMOS — международной профессиональной организации, которая проводит оценку объектов, предлагаемых к включению во Всемирное наследие. Почему здания Корбюзье признали только с третьего раза и каковы шансы российских объектов XX века попасть в список ЮНЕСКО, она рассказала Strelka Magazine.
Далее — прямая речь Натальи Душкиной.
ПОЧЕМУ ЛЕ КОРБЮЗЬЕ
«Молодые» сооружения XX века действительно с трудом попадают в список ЮНЕСКО. Сказывается отсутствие временнóй дистанции, традиционная в массовом сознании нелюбовь к архитектуре этого периода, его заниженная оценка. Первым от ХХ века в 1979 году был представлен концлагерь Освенцим. Понятно, что он был включён не как архитектурная ценность, а как исторический символ. В 1987 году появляется новая столица Бразилии — градостроительный проект Лусио Косты и Оскара Нимейера, и только через десять лет список пополнил немецкий Баухауз. К 2008 году, когда была впервые заявлена номинация от семи стран по Ле Корбюзье, в списке Всемирного наследия от ХХ века были представлены всего 25 объектов (это около 3 процентов от всего мирового пантеона «лучшего из лучших»), включая памятники-символы и технологические сооружения. И среди них всего лишь 13 объектов модернистского Современного движения. Стоит упомянуть, что знаменитая Опера в Сиднее архитектора Утзона в буквальном смысле пробивалась в список 23 года.
И вот когда в 2008 году была заявлена серийная номинация от семи стран по Ле Корбюзье, на первом рассмотрении ICOMOS и Комитетом всемирного наследия номинацию завернули, но не отказали полностью — предложили доработать в связи с целым рядом экспертных замечаний. Второй раз подавали в 2011 году, третий — в 2015-м. И если первая номинация рассматривалась как юбилейное подношение к 125-летию Корбюзье, то последняя оказалась невольно приуроченной к 50-летию со дня его смерти. В конце концов было принято 17 объектов из первоначальных 21, в основном из Европы — Франции, Бельгии, Германии, Швейцарии. Два других континента представлены Индией, Японией и Аргентиной. Настоящий глобализм.
Работы Корбюзье 1920–1960-х годов декларировали отказ от исторических стилей, тотальное изменение языка архитектуры и переворот в архитектурной профессии в целом (вспомните его пять принципов современной архитектуры). С его именем связаны новые методы проектирования и дизайна, новые технологии и практика сооружений, радикально отличающиеся от предыдущих периодов и отвечающие запросам современного человека. Именно Корбюзье как художник и скульптор предъявил пластические возможности бетона, синтеза искусств. Один из центральных объектов в номинации — капелла Нотр-Дам-дю-О в Роншане с её поразительной формой, пространством и светом, облачёнными в обнажённый бетон с открытыми следами опалубки. Это производит сильнейшее впечатление.
Инициатором выдвижения в список ЮНЕСКО, в первую очередь, стали Франция и Фонд Ле Корбюзье. Он был создан в 1965 году по инициативе самого архитектора в построенном им же здании — Вилле Ла Рош и Жаннере в Париже. Это частная институция, в которой есть президент, директор, пул сотрудников, архивистов, и именно здесь сосредоточен колоссальный объём подлинных материалов. Кроме того, здесь работает постоянная конференция, состоящая из сотрудников Фонда и представителей семи стран, входящих в номинацию. Отсюда идёт руководство всеми процессами, в том числе глобальным «Планом управления», который привязан к 17 объектам, в итоге вошедшим в список Всемирного наследия. Все эти сооружения прошли экспертизу на «подлинность» и «целостность», отвечают двум из шести критериев культурного наследия ЮНЕСКО, изучены на предмет их современного состояния и адекватной реставрации.
КАК ПРОВОДИТСЯ ЭКСПЕРТИЗА
Что касается моего участия в этой истории, то начиная с 2002 года мне пришлось несколько раз проводить экспертизу объектов ХХ века для списка Всемирного наследия. По положению, для этого привлекаются специалисты из других стран. Например, мне довелось работать с номинацией крупнейшего скопления модернистских построек в мире «Белый город» Тель-Авива, с сооружениями Алвара Аалто в Финляндии. В 2008 и 2015 годах участвовала в экспертизе построек Ле Корбюзье. Первый раз — пяти объектов, а в 2015 году занималась уже восемью объектами на территории Франции. Всего в этой работе участвовали шесть экспертов, трое отвечали за Европу. Работа любого международного эксперта очень тяжёлая. Присылается досье, в случае с Ле Корбюзье — на французском языке, более 600 страниц. Это аналитические тексты, чертежи, схемы зон охраны, огромная библиография, национальное законодательство и так далее, изучая которые, приходится постоянно залезать в книги и интернет, проверять данные на предмет их точности и достоверности.
При оценке объектов Всемирного наследия есть два вида экспертизы. Первый — desk report. В этом случае не надо выезжать на место, вся работа ведётся на основе досье и собственных знаний. Необходимо дать оценку «выдающейся всемирной ценности» объекта, провести сравнительный анализ в глобальном масштабе, чтобы выявить уникальность памятника, и проверить соответствие номинации тем критериям, на основе которых она выдвигается. Осуществила лично несколько таких работ, в том числе по Залу Столетия Макса Берга во Вроцлаве (Польша), шести рабочим посёлкам в Берлине, фабрике «Фагус» Вальтера Гропиуса в Альфельде (Германия), монументальному ансамблю Константина Бранкузи в Тыргу-Жиу (Румыния).
Второй вид работы — так называемая «техническая миссия». Это означает погружение в материал и выезд на место. По большому счёту, эксперт проверяет, в какой степени весь материал, представленный в досье, правда. Необходимо осмотреть сам памятник, его территорию и буферную зону, проверить правильность определения их границ, составить суждение о «целостности» и «подлинности» объекта, поговорить и высказать свои замечания по плану его управления и консервации. Кроме того, необходимо всё сфотографировать, проанализировать на месте схемы границ памятника и охранных зон, исправить их при необходимости. Во время работы над номинацией Ле Корбюзье изучала восемь сооружений и жила в Париже непосредственно в квартире самого архитектора, в его «стеклянном доме» у Порт Молитор. Было очень интересно.
Но есть и другая сторона этого увлекательного процесса: работать надо круглыми сутками, чтобы успеть уложиться в сроки. Когда начинаются встречи с национальными экспертами, они проходят на высоком уровне, с участием Министерства культуры страны, муниципалитетов, реставраторов и историков. Во Франции в дискуссиях принимали участие 15–20 человек из разных государственных департаментов. Моя задача состояла в получении от каждого недостающих или дополнительных материалов, которые крайне нужны, но отсутствуют в досье. Так было и с объектами Ле Корбюзье. На каждое здание было один-два дня, по всей стране я перемещалась на поездах или самолётах, то есть большую часть времени находилась в дороге. По сути, тело эксперта доставляют, он свой мозг вынимает на полдня, всё осматривает, говорит на чужом языке, заставляет всех людей вокруг работать на себя и на номинацию. И потом в полубессознательном состоянии, потому что это тяжело физически, приезжает в свою страну и должен за 10–14 дней написать детальный отчёт по всем объектам. Так работала и я, правда, в срок подачи отчёта не всегда укладывалась.
КАК ОБСТОЯТ ДЕЛА В РОССИИ
Удивительно, но Россия сама отказалась от включения здания Центросоюза, хотя во всех международных документах по Корбюзье и досье он стоял в списках. Последний раз, когда этот вопрос коллективно обсуждался в ICOMOS, все эксперты говорили, что объект необходимо включить. Ведь в довоенный период это было самое крупное в мире общественное здание, построенное Ле Корбюзье. Фонд Ле Корбюзье запрашивал российскую комиссию по делам ЮНЕСКО и не получил поддержки. Но технически Россия не могла выставить это здание. Прежде всего потому, что оно находится всего лишь на региональном уровне охраны, как абсолютное большинство московских шедевров ХХ века. Вторая причина — проведённая там реставрация, которая привела к дополнительной утрате подлинности сооружения. Предполагаемое ныне строительство высотной башни прямо рядом с Центросоюзом окончательно убьёт и сам памятник, и возможность его дальнейшего продвижения в состав номинации.
Похожая история и у Дома Мельникова, который только в 2014 году поставили на федеральную охрану, до этого же момента получали отказы. Сейчас, когда он попал в ведение Музея архитектуры имени Щусева, памятник, сохранённый семьёй архитектора в высокой степени подлинности, наконец стал «федеральным», то есть — общенационального значения, что теоретически позволяет заявить его во Всемирное наследие. Кстати, если посмотреть на другие постройки того же Константина Мельникова, титана мировой архитектуры ХХ века, у которого, конечно, должен быть свой фонд и своя самостоятельная коллекция уникальных чертежей, — все они до сих пор находятся на региональном уровне. Кроме того, здания деградируют при некачественных реставрациях и, хуже того, — реконструкциях. К сожалению, в Москве нет ни одного примера чистой реставрации на объектах ХХ века. В стране же в целом я могу назвать только один — библиотека Алвара Аалто в Выборге, где главной движущей силой выступили финны.
В России с её выдающимся наследием ХХ века, русским авангардом и конструктивизмом институции, подобной Фонду Ле Корбюзье, до сих пор не существует, если не считать Музей архитектуры имени Щусева, где сосредоточен уникальный архив. Но очевидно, что музей в приоритете имеет несколько иные функции, нежели Фонд, посвящённый Современному движению или одному мастеру. В целом можно констатировать, что сегодня у нас крайне ограничены возможности по выдвижению нашего выдающегося наследия ХХ века в международные списки. Прежде всего необходимо повышать статус объектов до федерального, поскольку страна должна гарантировать охрану на самом высоком из имеющихся уровней, согласовывать с пользователями зданий, добиваться реставрации, соответствующей международным стандартам, — в общем, это длинная история, в которой мы своими руками сворачиваем шею курице, несущей золотые яйца. Потери следуют одна за другой. Если ситуация кардинально не изменится, близок момент, когда наши лучшие постройки ХХ века перестанут соответствовать критериям ЮНЕСКО и путь в славные списки окажется вообще закрытым. Сегодня в предварительном списке от России, вывешенном на сайте Центра Всемирного наследия, нет ни одной постройки ХХ века (за исключением недавно построенного храма Христа Спасителя).
О ПЛАНАХ ПО ВКЛЮЧЕНИЮ В СПИСОК ЮНЕСКО ОБЪЕКТОВ XX ВЕКА
На этом фоне, как ни странно, международный комитет ICOMOS по наследию ХХ века ведёт большую работу по созданию серийной номинации с условным названием «Наследие соцреализма». Имеется в виду послевоенная архитектура в странах восточного блока: Германии, Румынии, Болгарии, бывших республик СССР. Скорее всего, в этой номинации появится и модернизм 1960-х годов. В скором времени будет сформирована серийная номинация по наследию левитации Aerospace, то есть всего того, что связано с освоением человеком неба, в том числе аэропорты, космодромы и наследие американцев на Луне. Это уникальная заявка, и к её подготовке пока приглашены четыре страны-участницы процесса: СССР/Россия, США, Великобритания и Франция.
Если вернуться в Россию, то секция федерального научно-методического совета по советскому периоду при Минкультуры выдвинула целый ряд предложений, в том числе серийных номинаций построек московского, петербургского, екатеринбургского конструктивизма, наследия Шухова. Как вы, вероятно, знаете, президент страны дал распоряжение усилить присутствие России в списке Всемирного наследия. Минкультуры начало такую работу, составляется предварительный список, но при этом мы понимаем, в каком чудовищном состоянии находится, например, всемирно известная Шуховская башня в Москве, которую совсем недавно готовились распилить и перенести с целью «сохранения». При невозможности серийных номинаций Дом Мельникова — один из наиболее вероятных кандидатов.
В список также предложили включить удивительное московское метро, на чём, кстати, настаивают и международные организации. Несмотря на то что уже 15 лет говорят, что мы обладаем уникальным наследием подземного урбанизма, его сохранение как памятника не отвечает мировым стандартам, реконструкция преобладает над реставрацией. Метро остаётся в региональном ведении, и смогут ли выдающиеся станции стать федеральными объектами культурного наследия, неизвестно. Пока сопротивление налицо. Наконец, на выдвижение предложили ВДНХ как уникальную выставку, которая дожила до наших дней, хотя и с потерями. Её аналогов в мире не существует. Но и здесь шансов попасть в списки ЮНЕСКО очень мало: и в метро, и на ВДНХ (редкий случай федерального памятника!) постоянно что-то изменяется и строится, теряется подлинность и целостность объектов. А ведь это — краеугольный камень для национального и Всемирного наследия.
За организацию интервью Strelka Magazine благодарит «Школу наследия»
Записи
