Архнадзор

«Кто-то попросил меня предсказать судьбу Москвы 900-летней. Я подумал: попросили бы меня об этом в 1947 году! Я бы сразу ошибся — сказав, что сделают-таки Дворец советов, что сталинский ампир заполонит весь город и так далее. Но я бы не ошибся, сказав, что разрушение исторического города и его памятников будет продолжаться. Не ошибся бы и теперь — и, честно говоря, не понимаю, как переломить эту тенденцию. Или тенденцию гигантоманских закрытых проектов, осуществляемых с оттенком глумливого торжества над профессионалами и с налетом крайней «попсовости», прогнозируемой радости праздношатающейся публики, торжества низкого вкуса».

80-летие со дня рождения Алексея Ильича Комеча (8 августа) мы отмечаем еще одной архивной публикацией. Накануне празднования 850-летия Москвы Алексей Ильич ответил на вопросы тогдашнего архитектурного обозревателя «Независимой газеты» Рустама Рахматуллина. Градозащитная тема в конце 1990-х годов почти не занимала СМИ, «НГ» Виталия Третьякова составляла исключение, как и газета «Век» (см. нашу вчерашнюю публикацию). Между тем в 1997 году лужковский вандализм достиг первого пика: накануне юбилея Москвы были снесены «Соловьиный дом» — адрес Александра Варламова (Никитский бульвар, 6) и пушкинский адрес — дом обер-полицеймейстера (Столешников переулок, 12), а между записью разговора и выходом текста в печать погиб дом Сухово-Кобылина (Страстной бульвар, 9) – главный адрес писателя, памятник федерального значения. В нашей публикации опущены вопросы интервьюера, оставлены лишь слова Алексея Ильича.

– Праздничная интонация процветания исторического города — действительно мистификация. «Процветание» Москвы — поверхность событий; о таких вещах судят обычно по интенсивности строительства и капиталовложений. В этих измерениях Москва — предмет зависти Петербурга и провинциальных городов: «У вас тьма денег, и все кипит».

Верно; у нас есть даже больше – есть все условия, необходимые и достаточные для сохранения исторического города и подлинного его расцвета: реставраторы, исторические исследователи… После недавних перемен в руководстве Главмосархитектуры у нас есть архитекторы, намеренные корректно вести себя в городе. Но властная постановка неверных стратегических акцентов искажает перспективу.

Частью это связано с установкой на максимальное извлечение прибыли, когда инвесторов привлекает легкость, с которой можно согласовать снос, искажение, немасштабное внедрение в застройку (при этом аппетиты инвестора помножаются на аппетиты власти, рассчитывающей на возможно большую долю в деле). Частью виновато невежество общественного вкуса, к которому сегодня обращают и самую недобросовестную демагогию. Сказываются и десятилетия катаклизмов, в которых уничтожались — по воле собственных или чужих правительств — усадьбы, парки, монастыри, дворцы, церкви и целые города. Общественный вкус поддерживал восстановление утраченных таким образом ценностей, и был прав. Но, к сожалению, на этой почве произросла целая философия новодела, основавшая себя на убеждении, что можно сделать лучше, чем было, прочнее и даже точнее – ближе к искаженному временем оригиналу например. Этот взгляд распространился во всем мире, и очагами его распространения были центры старых городов Европы, воскресшие из пепла Второй мировой войны. Скажем, в Гданьске восстановлено 70, если не 90 процентов исторической застройки. Новопостроенный центр Варшавы попал даже в список всемирного наследия ЮНЕСКО – и значит, этот взгляд завоевал сознание части специалистов.

– Опасность для реставратора состоит в погоне за заказом любой ценой. Эта тенденция прямо переходит в другую – лоббирование программы новоделов на местах давних утрат. Такова ситуация во всем мире, с той разницей, что там печальные прецеденты чаще предотвращаются, отрадные — чаще воплощаются. Сторонники Венецианской хартии, сформулировавшей задачу сохранения наследия в его материальных носителях, повсюду в мире третируются властями предержащими. Власть подозревает таких специалистов в «саботаже и вредительстве». Необходимо законодательное правило: снесенный памятник выносится из списков государственной охраны — чтобы не оставалось никаких иллюзий. При этом новодел когда-то может быть объявлен памятником реставрационного искусства — не более того, да и не очень скоро.

Мы не являемся врагами пробуждения частной инициативы, частного сознания, врагами их прав, в том числе прав в историческом городе. Но мы считаем себя теми, кто в рядах нации ответственен за формирование вкуса и произнесение оценки в той области, в которую нас привели образование, любовь, судьба.

Искусство, конечно, имеет ту подкупающую особенность, что адресовано всем; но что оно внятно всем — иллюзия. Этой иллюзии отдал дань, к примеру, Каганович, логика рассуждений и многие слова которого взяты на вооружение нынешней городской властью. Разница в том, что та власть просто сносила, а нынешняя предпочитает «улучшать», то есть сносить – и ставить новоделы, иногда даже внешне далекие от оригинала.

— Недавно мы с Виктором Ивановичем (В.И. Шередега, в то время директор Центра историко-градостроительных исследований, второй участник интервью. – Р.Р.) участвовали в мероприятии под названием «посещение мэром Москвы Столешникова переулка». Там произошел классический по ясности формулировок диалог. Когда Лужков озвучил намерение снести — вслед за 12-м и 16-м домами — и вновь построить «как по истории» дом 10 (а история дома связана с выдающимся музыкальным издателем Юргенсоном и его салоном), то стоявший за спиной мэра сотрудник Управления охраны памятников города мужественно и спокойно сказал ему в затылок: «По закону, памятники нельзя сносить». Юрий Михайлович развернулся на пятке и сказал: «Закон — это не ваше дело». (…) В этой фразе — отношение к подлинности, к памяти и искренняя убежденность в полезности своей деятельности. Эта искренность его непонимания находит опору в общественном знании, потерявшем вкус к подлинности. Давно замечено, что наша эпоха любит вид моментальной перемены: переименовать улицу, воздвигнуть знак… Знаковое, семантическое олицетворение перемен дороже самих перемен, их сущности. Сделать же «еще лучше» невозможно еще и потому, что невозможно сделать даже точно так, как было. Это вопрос изменения материальной культуры, невосстановимой так же, как художественная. Нет такого кирпича или умения его обработать, чтобы алтарная апсида стала округлой в плане, а не граненой. Что говорить о случаях, когда «восстановление» идет с намеренным искажением — как, например, отстройка почти снесенной Кадашевской набережной, утрата и уродование которой сопоставимы с бедствием «Манежной» и «Петра»?

Апогей этой политики — политики впечатления процветания вместо процветания – инициатива московского правительства о подготовке документов для ЮНЕСКО на включение храма Христа Спасителя в список Всемирного наследия. Как в этой ситуации поведет себя Министерство культуры, через которое такие документы подаются? Как поведут себя международные эксперты — на фоне теплой дружбы господ Лужкова и Майора (Федерико Майор — тогдашний Генеральный директор ЮНЕСКО — прим. ред.)?

— Нам надо понимать, что власть вправе предложить любое решение. На то она и власть, чтобы перекрывать нижестоящие уровни. Но она должна исполнить процедуру. И сегодня она действительно озаботилась соблюдением — или симуляцией соблюдения — процедуры. И все-таки к закону мэр относится свободно. Закон — что дышло, особенно когда его можно выставить наследием проклятого прошлого, сказать, что он не работает или устарел. Закон, однако, есть — и как-то «прикрывает» штучные памятники. Но что обезопасит нас от гигантских проектов? Эти решаются совершенно волюнтаристски, исходя из субъективных предпочтений, как в случае Гостиного двора. Лужков считает проявлением прекрасного на Гостином только перекрытие двора, не думая о том насилии, которое осуществляется такой надстройкой как над стенами здания, так и над обликом исторического города. Александр Кузьмин высказывался где-то о возможности снесения гостиницы «Интурист» и башни гостиницы «Россия» как искажающих вид центра (Гостиницы в итоге были снесены – прим. ред.). И при этом по соседству возводится купол Гостиного двора. Вспоминается пословица о правой и левой руках.

— …О доме Щербатова XVIII века на Кузнецком мосту, 4 нам говорили – а точнее, нам это гарантировали, — что он будет осторожно реконструирован. Дом чаадаевского детства, великолепный классицизм снесен до цоколя и выстроен внове — для ведомства Большого театра, между прочим. (По линии балета впереди у нас и перестройка конюшен Манташева на Скаковой аллее, 3 для театра Василёва — Касаткиной: там для начала снесены боковые корпуса и ликвидирован внутренний двор этого совершенно дворцового по внешности комплекса работы братьев Весниных). Так было и с погибшими под зданием культурно-делового центра мэрии служебными корпусами губернаторского дома на Тверской (Вознесенский переулок, 19, архитектор Матвей Казаков), где проходили одобрение совсем иные меры — а факт одобрения продолжал эксплуатироваться. Вот почему необходим (и это, к счастью, внедрено) проектный паспорт, позволяющий отслеживать подробности прохождения дела и ответственность за результат.

Кто-то попросил меня предсказать судьбу Москвы 900-летней. Я подумал: попросили бы меня об этом в 1947 году! Я бы сразу ошибся — сказав, что сделают-таки Дворец советов, что сталинский ампир заполонит весь город и так далее. Но я бы не ошибся, сказав, что разрушение исторического города и его памятников будет продолжаться. Не ошибся бы и теперь — и, честно говоря, не понимаю, как переломить эту тенденцию. Или тенденцию гигантоманских закрытых проектов, осуществляемых с оттенком глумливого торжества над профессионалами и с налетом крайней «попсовости», прогнозируемой радости праздношатающейся публики, торжества низкого вкуса.

Рустам Рахматуллин

Независимая газета, 4 сентября 1997 г.

 Распечатать статью

Опубликовано 9 августа 2016 в 14:09. Рубрики: Городская трибуна.
RSS лента комментариев к этой записи. Вы можете оставить комментарий, или трекбек с Вашего сайта.