Город точка мос точка ру
Петр Мирошник
Моей бабушке 94 года. Недавно для каких-то бумажных дел понадобилось ее свидетельство о рождении, потерянное неизвестно когда. Поехали восстанавливать в центральный архив московских ЗАГСов. К всеобщему удивлению местом рождения в метрике числился не роддом Грауэрмана на Арбате, где жила наша семья, а Тимирязевская академия, где в 1920-х учился прадед. Там так и написано «место рождения: Тимирязевская сельскохозяйственная академия». Шутки шутками, но мое происхождение тесно переплетено с происхождением сельскохозяйственных культур, кормивших несколько поколений сограждан.
Я никогда не был в Тимирязевке, но всю жизнь слышал рассказы о ней. В ее стенах познакомились прадед с прабабушкой, родилась бабушка, а потом познакомилась с дедом. Агрономическая библиотека прадеда, включающая и сочинения самого Климента Аркадьевича, занимает значительную часть полок в нашем доме. В детстве я с большим удовольствием рассматривал картинки из жизни злаков и корнеплодов.
Я редко хожу по Арбату, а когда оказываюсь там, взгляд натыкается на уродливую лужковскую мансарду, надстроенную на модерновом доме, в котором жила моя семья с 1918 года до 1979. В нашей коммуналке жила старушка, по легенде ставшая прообразом чеховской Душечки, она угощала маму в детстве конфетами. Естественно, и Чехов смотрел на Арбат из нашего окна, оборудованного теперь стеклопакетом. Приятно осознавать, что корни моей семьи питались и великой русской литературой.
В парке у метро стоит маленький домик, который когда-то был караульным помещением у заставы. Легенда говорит, что мимо него прошли войска Наполеона, а сегодня дворники хранят там метлы. И я часто хожу здесь, а не кратчайшим путем, чтобы ощутить это невыразимое. Дым отечества и запах пирожного Мадлен. Рядом стоит обгорелой руиной столовая Трехгорной мануфактуры, где Ленин встречался с рабочими, а через 75 лет я попал на концерт группы, которой уже 10 лет не существует. Опять только дым, хотя и корсиканец, и вождь пролетариата, безусловно, приложили руку к тому, как сегодня выглядит наша действительность.
А вот стоит готовящийся к сносу конструктивистский квартал «Погодинская». Его хорошо видно из окон здания, где я родился. Я не помню себя новорожденным, тем более не помню пейзажа за окном. Но все это совершенно точно принадлежит мне по праву. Тезис «без прошлого нет будущего» парадоксален – прошлого уже нет, будущее еще не наступило. Но выбор будущего всегда обусловлен сформировавшим нас прошедшим, а настоящее есть сконцентрированный результат всей предыдущей жизни многих поколений.
«Историю в картинках» легко продолжать иллюстрациями из жизни других людей, литературными и киноцитатами – получится огромный город, протяженный не только в пространстве, но и во времени. Мы живем в этом континууме, несмотря на то, что каждый день недосчитываемся какой-то его части. Почему-то городом руководят люди, считающие, что они оказались на своих местах для того, чтобы лишать меня по кусочку всего, что составляет мой мир, а взамен предлагать фантики.
Людям этим, у которых в жизни, наверное, не было такой как у меня «истории с географией», можно только посочувствовать. Они как детдомовские, никогда не видевшие вещей, из которых состоит жизнь нормального человека, не знающие, как варится суп, как выбирают одежду в магазине. То есть Сергей Собянин и Марат Хуснуллин в моем представлении словно инопланетяне, прибывшие для уничтожения нашей цивилизации.
Есть прогрессивный метод выращивания овощей без почвы. Гидропоника. Тимирязев, возможно, порадовался бы. Растение, не укорененное в почве подобно представителям человечества в фильме «Матрица». Оно превращает неорганические вещества в органику, которую потребляют те, кто его сюда посадил. На этом его миссия заканчивается. Подобным образом мой город превращается в грядку с гидропоникой, щедро орошаемую деньгами и плотно населенную людьми-батарейками. Такая модель традиционно называется «город должен развиваться» и каждый год упаковывается в новую обертку благоустройства, оптимизации транспортного каркаса, жилищного строительства и создания благоприятной среды.
Нормальный город это не просто пейзаж – его живое, осязаемое вещество делает меня тем, кто я есть. Как живая природа отличается от грядки с гидропоникой, нормальный город отличается от нарисованного в фотошопе «города точка мос точка ру». Кто-то скажет, что это мои личные трудности. У меня есть чем возразить.
Существуют формальные вещи, описываемые языком права, они делают легитимными мои личные ощущения, соединяя их воедино с подобными (но совершенно другими, тоже личными) ощущениями других людей. Фундамент градозащитного движения на самом деле не ностальгическое нытье, а буква закона.
Законодательство о культурном наследии защищает вовсе не старые камни, как думают многие. Смысл его в том, чтобы обеспечить право человека на подлинные материальные свидетельства его личной истории, истории его семьи, его города, страны и планеты. Как ни странно это звучит, но закон защищает именно эту трудноуловимую субстанцию, дым отечества, город нашего детства.
Формально это означает, что вот этот домик зафиксирован в истории маленького города и его жителей и важен для них, а этот — как известная всем арка в Пальмире – имеет общемировое культурное значение. И уничтожение арки не только оскорбляет чувства всех жителей планеты, но и делает каждого из нас бедней в самом бытовом смысле этого слова. У меня и у вас просто украли эту арку, остались только фотографии и макет в натуральную величину, который обязательно построят на ее месте.
Родина в известной песне начинается с картинки в букваре. Каждый россиянин теперь знает, что арка в Пальмире это именно та арка, которая на обложке учебника истории за пятый класс. Но намного сложней продолжить эту мысль и открыть, что таким же объектом всемирного наследия является Кремль в Москве, что на обложках учебников и за спиной президента на новый год стоял дом с колоннами, которого больше нет. А еще сотни других домов по всему городу исчезли не в результате нашествия марсиан, а снесены людьми, считающимися законными представителями людей, живших в этих домах.
В песне говорится, что у каждого есть что-то, «что в любых испытаниях у нас никому не отнять». Да, мой мир в виде несгораемой и несносимой копии хранится где-то у меня внутри. И чем меньше мир окружающий похож на тот эталонный образ, к которому всегда обращается бессознательное, чтобы удостоверится на том я свете или еще на этом, тем сложней с пониманием, кто я такой. И тем непреодолимей пропасть между такими как я и этими людьми, которых я считаю нездоровыми (понимая в то же время, что они-то как раз психом считают именно меня). Повторяешь про себя «это мой город!», а чей-то голос отвечает «просто район не тот».
Записи
9 комментариев