История сноса московских ларьков
Снос торговых павильонов 9 февраля 2016 года побудил знатоков московской истории лишний раз вспомнить о том, что ничто не ново. Голландский архитектор и теоретик градоведения Рэм Колхас предполагал, что в чередовании строительства и разрушения и состоит главный смысл московской архитектурной традиции. Судя по приведенным ниже источникам, городские власти во все времена прикрывались доводами благоустройства и не слишком заботились о мнении простых горожан.
Воскресенская летопись за 6902 (1394) год указывает: «Той осенью замыслили в Москве ров копать, и много было убытка людям, потому что копали поперек дворов и дома ломали».
За торговые лавки в 1676 году взялся царь Федор Алексеевич: «А которые всяких чинов торговые люди ныне торгуют на Красной площади и на перекрестках и в иных неуказанных местах, и те шалаши и скамьи и рундуки и веки, с тех мест указал Великий Государь сломать, и впредь на тех местах никакими товары не торговать, чтоб на Красной площади и на перекрестках и в иных неуказанных местах от тех торговцев проезду и утеснения не было и ряды б не запустели и торговые люди, которые торгуют в рядах и в указанных местах, в убожестве не были…».
Поразительную историю строительства, сноса и перемещения демонстрирует многострадальный Охотный ряд. Вот как эта эпопея описывается в книге «Из истории московских улиц П. Сытина: «На первых планах-чертежах Москвы XVII века эта местность показана почти незастроенной, занятой тремя торговыми рядами: Мучным, Житным и Солодовенным. Эти ряды шли параллельно течению реки Неглинной и, начинаясь у современной Тверской улицы, доходили до середины Театральной площади. <…> Большой пожар 1737 года уничтожил существовавшие в Охотном ряду деревянные лавки Мучного, Житного и Солодовенного рядов, и они больше не возобновлялись. Места лавок захватили, прирезав к своим дворам, владельцы северной стороны площади — князья Долгоруковы и Грузинские (последние владели двором, принадлежавшим ранее князю В. В. Голицыну). <…>
В XVII веке Охотный ряд находился на современной площади Революции, на месте нынешнего Исторического музея, между стеной Китай-города и рекой Неглинной. Но после того как Петр I в 1707–1708 годах занял это место под земляные бастионы и ров, Охотный ряд был им перенесен на современную Манежную площадь, к Моисеевскому монастырю. Здесь Охотному ряду было тесно, и после пожара 1737 года часть его лавок была перенесена на место Солодовенного и Житного рядов (напротив Дома Союзов), где мы и находим их в середине XVIII века. «Охотным рядом» лавки назывались потому, что в них продавали кур, гусей и прочую домашнюю и дикую птицу. В 1745 году Охотный ряд насчитывал 22 маленькие деревянные лавки (не более 4×5 метров каждая), стоявшие в три ряда. <…>
По плану «регулирования» Москвы 1775 года все постройки между Монетным двором и северными дворами, на месте захваченных князьями в 1737 году земель, требовалось снести и «открыть» здесь площадь. Подлежали сносу лавки Охотного ряда, а также церкви Параскевы и Анастасии с колокольнями, кладбищами и церковными постройками. В 1786 году стали приводить этот план в исполнение, для чего прежде всего компенсировали князьям-домовладельцам отбираемые у них земли землями в других местах.
Домовладельцы, однако, спорили, и дело затягивалось. <…> Лавки Охотного ряда, которых к 1775 году было уже 41, также не исчезли, а были лишь перенесены с середины площади к южной ее стороне, к стене бывшего Монетного двора. Мы их там и находим в конце XVIII века. <…>
Обер-полицмейстеру Москвы генерал-майору П.Н. Каверину взамен его снесенного небольшого двора был дан в собственность в 1798 году обширный бывший Новый монетный двор (на месте гостиницы «Москва») с условием, что он разместит в этом дворе лавки Охотного ряда, удаленные с Моисеевской площади. Каверин выполнил обязательство, построил во дворе несколько рядов деревянных лавок и разместил в них Охотный ряд. <…>
В пожар 1812 года все деревянные лавки Охотного ряда сгорели. Генерал Каверин не пожелал их возобновлять и продал в 1815 году свой двор московскому I-й гильдии купцу, владельцу «меняльной лавки» (банкиру) Д.А. Лухманову. Тот по всем границам двора построил каменные здания — торговые ряды, неразрывно связанные друг с другом. С трех сторон, кроме восточной, во двор вели ворота — с Тверской, с Охотного ряда и со двора Курманлеевой на современной площади Революции. На юге, напротив последних ворот, посреди двора было построено каменное здание. С запада к нему примыкал деревянный навес, «под коим рыбой торгуют».
После того как в 1793 году была образована площадь Охотного ряда и торг ушел с ее середины к южным границам, он перешел также и в соседние дворы; последние стали застраиваться торговыми помещениями, главным образом складами, кладовыми и трактирами. В первых этажах всюду были лавки и склады, под ними — погреба, а во вторых и третьих этажах — жилье. <…>
Охотный ряд был самым антисанитарным местом в центре города. Портящиеся мясо, рыба, зелень издавали зловоние. Стремление охотнорядцев держать товар для продажи до последней возможности, обмывая его или сдабривая различными пряностями, усиливало антисанитарию. Всякие санитарные правила обходились путем подкупа полиции и агентов Городской управы. Например, в доме № 2/10 в 1889 году был замечен незаконный спуск нечистот в реку Неглинную, но никакого штрафа за это на нарушителей наложено не было.
В 1890-х годах в этом же доме торговцы самочинно устроили при своих лавках птичьи бойни. Но Городская управа не только их не запретила, но отказалась даже издать постановление, регулирующее убой здесь птиц… «ввиду скорого разрешения вопроса об устройстве птичьей бойни при Городских бойнях». Огромные доходы, которые получали купцы от торговли в Охотном ряду, не давали возможности даже городу выкупить этот квартал. Когда Городская управа незадолго до войны 1914 года вознамерилась его выкупить, чтобы построить здесь новое здание Городской думы, охотнорядцы запросили такую цену, что пришлось отступиться.
После революции началась чистка Охотного ряда. В 1924 году были снесены деревянные лавки, стоявшие на южной стороне площади, перед каменными лавками. В 1930 году снесли церковь Параскевы, а в 1936 году на месте грязных дворов с торговыми помещениями по обеим сторонам площади выросли монументальные здания гостиницы «Москва» и Дома Совета Министров СССР».
Конец эпохи НЭПа ознаменовался уничтожением еще множества торговых точек: в 1925-27 годах в ходе реставрации Китайгородской стены снесли примыкавшие к ней лавки на Москворецкой набережной, Старой и Новой площадях. Чуть позже снесли «Английские ряды» вдоль ограды Музея Революции (бывшего «Английского клуба») на Тверской и одноэтажный магазин в ограде усадьбы Чертковых на Мясницкой, 7.
«Большой сталинский стиль» не предполагал мелкой частной торговли на торжественных и пустынных просторах столицы. Оттепель с ее оживлением вернула торговлю на улицы, но эпоха застоя вновь решительно с ней боролась: «Сотни тысяч москвичей и гостей столицы, ежедневно бывающих на Комсомольской площади, любуются замечательной архитектурой Казанского вокзала, построенного по проекту выдающегося советского зодчего А. Щусева. Однако бессистемно расставленные в непосредственной близости от здания многочисленные киоски, лотки, палатки и павильоны портят общий облик этого уникального сооружения. И объясняется это не только их хаотичным расположением, но и неряшливым внешним видом, примитивностью конструктивного и художественного решения. Подобное положение сложилось и на других привокзальных площадях, у станций метро, на многих магистральных улицах.
Впредь размещение объектов мелкорозничной торговли будет осуществляться только по согласованию с ГлавАПУ. Киоски, лотки, павильоны, установленные без соответствующего разрешения, в 1975 году намечается снести. Намечается также ликвидировать случайные пристройки к автоматам по продаже газированной воды. Эти автоматы предлагается размещать в торговых помещениях и вестибюлях общественных зданий.
ГлавАПУ должно разработать новые современные проекты павильонов и киосков (на 2, 4, 6 рабочих мест) с необходимыми подсобными помещениями, а также типовых элементов укрытий для автоматов по продаже газированной воды для их консервации на зимний период».
Любопытно, как маятник московской истории раскачивается от стремления «собирать камни» к готовности их разбрасывать, от безудержной «Культуры один» к упорядоченной «Культуре два». В эпохи «окостенения» у Москвы появляются градоначальники, отдаленно напоминающие Угрюм-Бурчеева из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина. Этот персонаж «разрушил старый город и построил другой на новом месте». Портрет его поражал воображение: «Это мужчина среднего роста, с каким-то деревянным лицом, очевидно никогда не освещавшимся улыбкой. Густые, остриженные под гребенку и как смоль черные волосы покрывают конический череп и плотно, как ермолка, обрамливают узкий и покатый лоб. Глаза серые, впавшие, осененные несколько припухшими веками; взгляд чистый, без колебаний; нос сухой, спускающийся от лба почти в прямом направлении книзу; губы тонкие, бледные, опушенные подстриженною щетиной усов; челюсти развитые, но без выдающегося выражения плотоядности, а с каким-то необъяснимым букетом готовности раздробить или перекусить пополам. Вся фигура сухощавая с узкими плечами, приподнятыми кверху, с искусственно выпяченною вперед грудью и с длинными, мускулистыми руками. Одет в военного покроя сюртук, застегнутый на все пуговицы, и держит в правой руке сочиненный Бородавкиным «Устав о неуклонном сечении», но, по-видимому, не читает его, а как бы удивляется, что могут существовать на свете люди, которые даже эту неуклонность считают нужным обеспечивать какими-то уставами. Кругом — пейзаж, изображающий пустыню, посреди которой стоит острог; сверху, вместо неба, нависла серая солдатская шинель…».
В роли коллективного разума выступали: Денис Ромодин, Владимир Паперный, Константин Михайлов, Николай Малинин.
Составитель: Марина Хрусталева.
4 комментария