Четыре идеи для сохранения Москвы
«На протяжении всего времени в Зарядье меня мучил вопрос, которым мы сейчас в Амстердаме часто задаемся. Да, Москва – культурный, очень большой, многолюдный город. Но сколько культурных событий, фестивалей, концертов, форумов он в состоянии принять и, скажем так, абсорбировать? Ведь есть какой-то предел».
Марике Кёйперс – авторитетный эксперт, профессор Делфтского технического университета, главный специалист Государственной службы Нидерландов по культурному наследию. Она также руководит нидерландско-российскими проектами по архитектурному наследию, которые реализуются в рамках программы «Совместное культурное наследие России и Нидерландов». В октябре 2015 года Марике Кёйперс приехала в Москву сразу по трем приглашениям – от Института искусствознания, выставки Denkmal-Москва и столичной мэрии. И поделилась впечатлениями с «Хранителями наследия».
— Госпожа Кёйперс, Вы вошли в состав Международного Совета по культурному наследию, который учрежден мэром Москвы. Кто еще в нем участвует, что и как он советует Сергею Собянину?
— В нашей команде четыре эксперта. Совет призван давать рекомендации мэру по вопросам сохранения наследия, реставрации и адаптации. Я не знаю, по какому принципу приглашали в этот орган, но в нем состою я, мой голландский коллега — Пи де Брёйн, основатель бюро de Architekten Cie., независимый архитектор из Венеции Элизабетт Фабри, а также Данута Клосек-Козловска — вице-президент Международного совета по сохранению памятников и достопримечательных мест (ИКОМОС). Наша встреча с мэром длилась около двадцати минут, это, скажем так, была встреча «на ногах», мы обменялись мыслями общего характера.
Чуть раньше мы с коллегами попытались составить черновик Меморандума нашего Совета. Он пока не завершен, но нам удалось сформулировать четыре ясных установочных идеи в отношении московской ситуации. Их мы озвучили на встрече с мэром.
Первое. Важно не только сохранить или вернуть исторический облик памятникам архитектуры в соответствии с международными принципами и нормами, важно внедрять целостный подход, который находит разумный баланс между реставрацией и адаптацией памятников для современного использования. Мы также подчеркнули, что сохранения достойны здания XX века – в частности, работы конструктивистов, которые считаются достижениями в области архитектурной мысли. Мы сказали, что советские конструктивисты известны за рубежом не меньше, чем художники русского авангарда или композиторы XX века, их знают так же, как Малевича и Шостаковича. Кстати, этот момент мэру особенно понравился.
Второе. Мы настаивали на более широком вовлечении общества в процесс сохранения. Я знаю много местных инициатив, волонтерских движений, которые можно привлекать к делу сохранения и популяризации.
Третье. Мы рекомендовали более широкое освещение проблем наследия и его популяризацию. Важно также, чтобы программы архитектурного образования включали темы сохранения и адаптации памятников архитектуры, чтобы студенты получали необходимые знания и навыки.
И наконец, четвертое. Должно быть больше частной деловой инициативы по сохранению наследия. Одна из целей нашей миссии – показать, как сотрудничать, как организовать, выявить и направить частную инициативу.
Я пока не знаю, в какой форме наш Совет будет работать. Господин Кондрашёв из Мосгорнаследия высказал пожелание, чтобы это было на постоянной основе. В любом случае, Московское правительство выступило с такой инициативой, что очень приятно.
— В Москве членам Совета были показаны некоторые объекты, реконструкция которых вызывает очень серьезные дискуссии и даже конфликты. Это, прежде всего, «Детский мир», Дом культуры имени Русакова и Зарядье. Расскажите о своих впечатлениях.
— Первый объект, который нам показали – «Детский мир» Алексея Душкина. Это классический пример того, что в области реставрации называется фасадизмом. То есть фасад здания или его часть сохраняется, реставрируется, а за ним строится все совершенно новое. Душкин – великий архитектор, я знаю его творчество, его подход. Я подхожу к фасаду, и он уже вызывает высокие ожидания в отношении того, что за ним, что внутри, и, честно говоря, я была очень разочарована. Результат получился банальным. Это неизбежный итог так называемого фрагментарного подхода. Да, наши сопровождающие рассказывали и показывали документацию, согласно которой техническое состояние было плохим и нужны были огромные инвестиции. Поэтому частные компании, которые намеревались иметь там магазины, имели большой вес и влияние, и их мнение играло решающую роль… И поэтому дорогостоящий целостный подход, который проповедуют, скажем, голландские архитекторы, не был реализован. Получилось, что здание распадается на две части: с одной стороны – грамотная реставрация фасадов, а за ними – нечто, что могло быть построено где угодно. Не исключено, что нынешний дизайн был отчасти навеян творчеством Душкина, но в результате там нет никакого уважения к архитектору, а есть только некие фейковые отсылы к его стилю. И это не уровень его мастерства.
В Голландии, конечно же, тоже есть примеры такого подхода. Но опять-таки я не знаю точно исходную ситуацию «Детского мира», не знаю, насколько был оправдан такой выбор. Здание простояло всего полвека – таким ли уж плохим было его техническое состояние, что понадобились столь радикальные меры? Ведь насколько я понимаю, главная ценность была именно в интерьере – в созданном детском мире, мире, в котором ребятам хотелось бы играть, было бы интересно проводить время. Мы были утром, детей было мало… не знаю, действительно ли мир детства, который хотел создать Душкин, возрожден? По моему мнению, нынешний архитектор явно не приложил усилий, чтобы соответствовать качеству и уровню Душкина…
А ведь это именно то, чему мы учим студентов в Делфте. Да, иногда приходится в случае крайней необходимости жертвовать историческим фрагментом, но тогда надо создать связь между старым и новым — такого же высокого архитектурного качества. Пусть даже это будет контраст, как в музыке. Но талантливый контраст. Это идеи ИКОМОС, ЮНЕСКО: каждое новое дополнение должно быть обратимо и соответствовать уровню объекта.
В «Детском мире» мы провели очень много времени, задавали очень много вопросов. Тем, кто нам отвечал, видимо, очень хотелось оправдать свои решения. Но… жаль, что этот пример был первым.
Мы также осмотрели Зарядье. Должна сказать, что я дважды останавливалась в свое время в гостинице «Россия». Это был особый опыт, и уж я и представить не могла, что когда-нибудь это здание снесут. Это мудрое решение – сделать здесь парк, публичную зеленую зону. Но грядущее наполнение меня не очень порадовало: слишком много нового стеклянного строительства. Нам сказали, что будет рекреационная зона с филармонией, которую проектирует американское бюро. Нам также сказали, что проектировщики придерживаются определенной границы, чтобы не нарушить вид на Кремль, на Красную площадь. То есть Зарядье будет как некий занавес. И ясно, что эта граница не будет гладкой.
Нам также показали археологическую зону, рассказали про будущие климатические зоны… Но подробно и детально мы ситуацию, конечно же, не могли изучить. Мы видели некоторые строящиеся здания, объяснить назначение которых нам не смогли. Временные они или постоянные? Для временных они были слишком большими, для постоянных – слишком уродливыми. Но они были очень близко к историческим участкам.
На протяжении всего времени в Зарядье меня мучил вопрос, которым мы сейчас в Амстердаме часто задаемся. Да, Москва – культурный, очень большой, многолюдный город. Но сколько культурных событий, фестивалей, концертов, форумов он в состоянии принять и, скажем так, абсорбировать? Ведь есть какой-то предел. И возможно, в таком знаковом месте стоит сделать что-то менее зрелищное и развлекательное, но от этого не менее привлекательное для людей?
Хорошо, что решили не строить банальный торговый центр. Но имеет смысл, если возможно, провести второй конкурс уже с более ограниченной программой, пригласив уже отобранные архитектурные бюро, чтобы еще раз продумать эту зону парка как зону притяжения. Имеет смысл продумать и просчитать последствия для буферной зоны Кремля подробнее.
Следует просчитать и экономическую составляющую. Кто будет содержать эти здания, платить за их реновацию, поддерживать в них культурную активность? Ведь есть риск повторения ситуации, которая недавно произошла в Голландии, когда были сделаны бешеные инвестиции в новое здание, рассчитанное примерно на 4000 госслужащих. В результате теперь инвесторы оказались не в состоянии платить пенсионные премиальные, так как все деньги идут на содержание здания.
Это уроки, которые надо учесть. И, кстати, это признак стоящего продуманного проекта: когда известно, кто будет за него платить впоследствии. Как правило, мысли о будущем у девелоперов отсутствуют.
И наконец, еще один объект, на котором мне бы хотелось остановиться – это ДК имени Русакова. Я была там в 2006 году. Для меня это было особенно важно, так как я изучаю конструктивизм. И замечательно, что предприняты усилия для сохранения этого огромного шедевра.
Конструктивизм – особая часть истории, недаром был создан DО.CО.МО.МО. Это настолько обнаженная архитектура, что как только ты к ней прикасаешься, ты тут же частично понижаешь ее качество.
В ДК были полностью заменены оконные рамы, нарушен авторский рисунок оконных переплетов. Якобы для энергосбережения и проч. Но ведь есть реставрационные технологии, которые позволяют достичь современного уровня шумоизоляции и сохранения тепла, не меняя рам. Есть специальные краски, есть также метод внедрения стеклопакета между стеклами.
Соответствует ли сегодняшнее колористическое решение здания творческому замыслу Мельникова? Есть ли исторические документы, подтверждающие это?
В Амстердаме, безусловно, исторические театры тоже переживают реставрации. Я бы выделила здесь Театр Тушинского, который из театра превратился в кинотеатр,
а также альма-матер нашей оперы — Штадтсшаубург.
Архитектор, который берется за шедевры такого уровня, должен думать не только о том, как приспособить это здание, но о том, как возродить его дух. Он должен обладать навыками, чтобы сегодня деликатно продолжить линию, заданную предшественниками.
— Возвращаясь к теме «Детского мира» — каким образом происходит реставрация исторических торговых центров в Голландии?
— Конечно, у нас в Голландии богатый опыт. Большинство исторических зданий находятся в частной собственности. И владельцы прекрасно знают, что требуется разрешение строительного надзора, а в случае, если это исторический памятник – еще и дополнительное разрешение на перестройку.
Точкой отсчета в реконструкции торговых центров у нас можно считать «Магна-плаза». Это было здание первой почты, прямо за королевским дворцом в Амстердаме. Оно датируется третьей четвертью XIX века и не значилось в списках охраняемых памятников, почта оттуда съехала. Здание очень понравилось шведскому инвестору. Он купил его и трансформировал в торговый центр «Магна-плаза». Это было в 1990-е годы. Безусловно, можно спорить по поводу деталей этого проекта. Но были сохранены все конструктивные элементы здания, его планировка, все подлинные детали. В пространство удалось внедрить магазины. Это очень достойный пример совмещения коммерческого интереса и сохранения наследия.
В исторической части города есть торговые улицы со старинными магазинами: большой внутренний двор, витрины. Как правило, они охраняются государством, о чем у владельцев есть договор. Сначала его заключали с государственным департаментом, потом – с муниципальным (у нас прошла децентрализация). Для реноваций стараются привлекать хороших архитекторов, чтобы сохранить индивидуальность и отличаться от больших торговых центров. Конечно, случаи бывают разные, но в общем историческая ценность рассматривается как ресурс в конкурентной борьбе.
Частный владелец имеет компенсации на содержание здания, особенно на содержание его исторических элементов. Это может выражаться в налогах, в грантах, компенсациях или займах на длительный срок. Безусловно, с владельцами исторической недвижимости мы стараемся выстраивать партнерские отношения.
— Вы курируете все совместные проекты по культурному наследию Голландии и России. И в этот раз посетите Ростов Великий.
— Нас пригласили мэр и главный архитектор Ростова. Я никогда там не была, но, видела много фотографий и слышала отзывы коллег. Мы планируем познакомиться с городом, с его красотами и проблемами. Ростовская земляная крепость, как известно, была устроена по голландскому принципу XVII века, и делал ее инженер Ян Корнилий ван Роденбург из Амстердама. Голландский подход довольно хорошо узнаваем. И, возможно, Ростов захочет воспользоваться также и нашим современным опытом в реставрации, частичном приспособлении и реинтерпретации таких объектов.
Нередко исторические валы становятся сегодня частью променадов. Но эта концепция в отношении Ростова должна быть еще подробнейшим образом исследована. Повторюсь, что подход должен быть целостным. Надо подумать, что будет лучшим решением с точки зрения будущего – и для туристов, и для жителей. Безусловно, обсуждение должно проводиться открыто.
— В какой стадии сейчас ваша инициатива в отношении Лефортовского парка?
— Наша международная группа разработала специальный атлас, согласно которому вполне возможно воссоздать фрагмент парка голландца Николаса Бидлоо. Как известно, он был директором первого военного госпиталя в Москве, а когда завершил карьеру, устроил на Яузе усадьбу с парком. Эта идея частного парка очень нравилась Петру Первому, который в то время уже был увлечен будущим Петербургом. Бидлоо был сыном ботаника и аптекаря, поэтому, конечно, очень многое знал об устройстве ландшафтов. Одним из возможных источников его вдохновения мог служить город Розендаль, расположенный на возвышенности и активно использующий водные каскады. Наверняка в Розендале бывал и Петр. От исторического парка Бидлоо сохранились остатки прудов, аллей, видовые линии и др. Декоративные элементы практически полностью исчезли.
Есть письма современников, свидетельствующие, что этот частный парк в Москве существовал, есть некоторые его описания. Так что мы можем представить, каким его видели Петр Первый и Бидлоо
Но для его воссоздания необходимо еще очень много исследований. В частности, работы в московских архивах, для которых, кстати, можно было бы привлечь волонтеров из активных жителей района. Большая сложность в том, что Яуза сильно загрязнена. Нужен инвестор, который возьмется за эту проблему. И от ее решения, кстати, выиграют все жители Москвы. Как и от реализации нашего проекта сохранения Лефортовского парка и воссоздания на одном из его участков сада Бидлоо. Это будет не копия с петербургских садов, а модель уютного камерного парка.
Сейчас невозможно говорить о каких-то сроках. Но важно, что работа идет и российско-голландские проекты по наследию развиваются. И я рада, что теперь смогу поучаствовать также в сохранении исторического облика Москвы.
Беседовала Евгения Твардовская
1 комментарий