Бульдозерный аргумент
Опубликовано «Православие и мир»
Фразеология записей в блогах о том, что «снесен храм», должна выбираться точнее и аккуратнее, считает Константин Чаморовский, координатор «Архнадзора». Неаккуратные выражения фактически дают оппонентам повод обвинить градозащитников во лжи. Но, с другой стороны, — почему мы должны разбрасываться зданиями, в которых бывали великая княгиня или император Николай II? И почему в споре о статусе объекта культурного наследия был приведен «бульдозерный аргумент»?
Девелоперская компания «Мортон» 5 сентября снесла экскаваторами мемориальный объект Первой мировой войны – Военный госпиталь центрального распределительно-эвакуационного пункта раненых Российского общества Красного Креста в Анненгофской роще.
Из документов, собранных градозащитниками, известно, что этот распределительный пункт посещали император Николай II, императрица Александра с великими княжнами, а в Никольском храме при госпитале молилась великая княгиня Елизавета Фёдоровна, прославленная в лике святых. «Архнадзор» призвал власти отозвать у застройщика градостроительный план земельного участка 14-а по Красноказарменной улице, увеличить штрафы за снос и ввести законодательный запрет на снос исторических зданий Москвы, построенных до 1917 года.
В пресс-службе группы компаний «Мортон», которая собирается построить на этом месте многофункциональный центр, «Правмиру» сообщили, что по их информации в данном здании никогда не было церкви.
7 сентября ГК «Мортон» опубликовала официальную позицию «по сносу аварийного здания в Лефортово», где отвергает обвинения в уничтожении храма и памятников культурного наследия, обвиняя в свою очередь градозащитников в политической мотивации их деятельности.
Ситуацию с уничтожением историко-культурного и религиозного объекта мы попросили прокомментировать координатора «Архнадзора» Константина Чаморовского.
– Что произошло в бывшей Анненгофской роще?
– Там был снесен мемориальный объект – Госпиталь Красного Креста. Это было сделано незаконно, без ордера на снос, да еще и в День города Москвы, – что, на мой взгляд, демонстрирует презрение по отношению к городу и горожанам.
– Как проходил снос?
– 1 сентября в Департамент культурного наследия была подана заявка о включении в Единый государственный реестр объектов культурного наследия Военного госпиталя Красного Креста. Департамент должен был в течение пяти дней принять решение о рассмотрении заявления или вернуть его заявителю.
Мосгорнаследие приняло заявление и в тот же день отправило собственнику предписание, сообщающее о том, что здание «обладает признаками объекта культурного наследия», что организована работа по установлению историко-культурной ценности», и что «до принятия соответствующего решения Мосгорнаследия … должны быть обеспечены меры по сохранению объекта». На следующий день эта информация появилась в прессе. Вечером того же дня здание было снесено экскаваторами нанятой «Мортоном» подрядной организации.
Складывется полное впечатление, что направленное собственнику Мосгорнаследием предписание о запрете проведения работ и послужило причиной его сноса. «Мортон» поспешил подогнать экскаваторы через несколько часов после публикации информации о запрете работ. В компании утверждают, что это был плановый снос, но почему-то он проводился без ордера, выдаваемого Объединением административно-технических инспекций. С трудом верится в такое совпадение – плановый снос волей случая произошедший всего через несколько часов после известия о выходе предписания, этот снос запрещающий. Да еще и в День города.
– Правда ли, что «Мортон» снес еще и храм?
– Что касается храма, то этот вопрос остается открытым. Там, несомненно, существовал храм в здании барачного типа, сколоченном из фанерных щитов. О нем есть сведения в литературе, это здание сохранялось до начала 1920-х. Но в страховых документах нашлись, насколько мне известно, сведения, что и в самом здании располагался домовый храм. Этот вопрос требовал дальнейшего изучения, что и было указано в заявлении о включении здания в реестр памятников.
Не исключаю, что говорить о сносе храма было преждевременно. Мое мнение, что фразеология записей в блогах о том, что «снесен храм», должна была выбираться точнее и аккуратнее. Надо говорить о сносе госпиталя времен Первой мировой войны, перечисляя людей, связанных с ним, предоставляя документы. Неаккуратные выражения фактически дают оппонентам повод обвинить градозащитников во лжи.
Была надежда, что в вопросе, был ли в самом здании храм, можно будет спокойно разобраться в течение 90 дней, в которые рассматривается заявление, и в течение остального времени, отведенного на проведение экспертизы в случае, если бы здание стало выявленным памятником.
Повторю – там, вне всякого сомнения, был храм вне здания госпиталя, снесенный, по-видимому, в начале 1920-х. Но я не вижу ничего удивительного в том, что в какой-то момент мог существовать и домовый храм в самом здании, учитывая то количество раненых Первой мировой войны, которое проходило через госпиталь.
– Это все же был госпиталь?
– Это несомненно. Заявление «Мортона», что здесь «не было госпиталя», противоречит фактам. Госпиталь при распределительно-эвакуационном пункте упоминается в источниках. У нас есть фотография из журнала 1914 г., где над зданием развевается флаг Красного Креста, и подпись – «госпиталь на сборном пункте». В декоре здания использована символика Красного Креста, что доказывает, что строилось оно именно для него – или сразу как госпиталь, или было под него переоборудовано.
– Юристы «Мортона» пишут: «При этом оппонентами, которые как раз и занимаются борьбой против строительства и восстановления православных храмов, были выбраны абсурдные доводы о том, что компания уничтожает культурное наследие и рушит церкви». То, что некоторые активисты борются против строительства храмов – это печальная правда. А вот разрушил ли «Мортон» объект культурного наследия, хоть не признанный?
– На это ответил руководитель Департамента культурного наследия А. Емельянов, назвав здание «объектом, обладающим признаками объекта культурного наследия». Есть такой статус. Это объект, историко-культурная ценность которого должна быть исследована. Такое исследование не было проведено, но процесс был запущен, и «Мортон» должен был подождать. Если застройщик уверен в своей правоте и мог предоставить убедительные доказательства отсутствия такой ценности, вопрос был бы решен цивилизованным способом. Мы бы посокрушались, но приняли бы собранные в ходе исследования бесспорные доказательства (хотя, замечу, я не представляю, как можно было бы опровергнуть все приводимые в заявлении доказательства ценности здания). Допустим, это было бы сделано – и это был бы цивилизованный способ решения конфликта. Но экскаватор – это не аргумент.
Ответственность за незаконный снос – пять миллионов
– «Мортон» провел снос незаконно?
– Инспектор Объединения административно-технических инспекций (ОАТИ) – той организации, которая выдает ордера на снос – останавливал работы с полицией и подтвердил, что ордера на снос не было. Пока что все выглядит так, что они снесли здание, как только узнали о запрете это делать.
– Какую ответственность влечет нарушение предписания Департамента и отсутствие документов на снос – административную или уголовную?
– Уголовную ответственность не влечет, она предусмотрена только за снос объектов, уже обладающих статусом памятника. Административную ответственность влечет, а именно штраф, но его размер ничтожен для застройщика – от 200 тысяч до 5 миллионов рублей. По меркам строительного бизнеса это копейки. На объекты тратятся миллиарды рублей. Архнадзор выступает за многократное увеличение штрафов.
По поводу ответственности высказался и руководитель Департамента культурного наследия А. Емельянов, заявив, что считает данный снос, произведенный вопреки предписанию Департамента, «вопиющим нарушением закона».
Может ли святая сделать здание исторической и религиозной ценностью
– «Мортон» отказывается признавать историческую ценность здания только на основании того, что его посетила святая Елисавета: «распределительный пункт посетила Великая Княгиня Елизавета Федоровна, и это было уникальное историческое событие. Действительно, будучи председателем Верховного совета по призрению увечных воинов, Святая Елизавета могла посетить здание на Красноказарменной, но подобных заведений во время войны Великая Княгиня посещала тысячи», – пишет компания. Что тут можно ответить?
– Аргумент, что посещение великой княгиней этого здания – не основание считать его историческим мемориалом, не выдерживает критики. Покажите, где сохранились эти здания, да еще и в такой степени сохранности? И почему мы должны разбрасываться зданиями, в которых бывали великая княгиня или Император Николай II? Побывавшие в этом здании специалисты удивлялись, насколько высока сохранность и подлинность интерьеров. Это был готовый мемориал!
Я надеялся на то, что будет собран Научно-методический совет при Департаменте культурного наследия, где бы спокойно обсудили этот вопрос. Думаю, что собранного материала хватило бы, чтобы здание было признано объектом культурного наследия. Компания «Мортон», заявляя, что «здание не имело исторической ценности», слишком торопится, ведь только сейчас началось выяснение этой ценности. Нужно было не сносить его, а разбираться.
Да, действительно, оно не имело статуса памятника, но закон «Об объектах культурного наследия» теперь дает право гражданам подавать заявления о придании историческим зданиям охранного статуса. Отсутствие статуса памятника у здания вовсе не говорит о том, что оно не имеет ценности. Еще не все здания и объекты, достойные охранного статуса, его получили. В Москве есть много достойных зданий, которые такого статуса не имеют. Например, здания, построенные выдающимся архитектором Львом Кекушевым на 2-й Бауманской.
– «Мортон» выдвигает и политическое обвинение, говоря: «Определенные группировки пытаются заработать на этом авторитет и политические дивиденды в преддверии выборов, намеренно искажая факты и спекулируя на чувствах верующих людей».
– Никакой подгонки под политические события или выборы не было. У физического лица не было возможности подать заявление до 26 августа 2015 г. Такие заявления от простых граждан в Москве не принимали, принимали только готовые акты историко-культурной экспертизы, а проводить такую экспертизу могут только аттестованные эксперты. В начале 2015 г. вышла новая редакция Закона о наследии, где было четко прописано, что органы охраны культурного наследия обязаны принимать такие заявления от простых граждан. Но в Москве продолжали еще более полугода отказывать в их приёме, ссылаясь на отсутствие подзаконных актов.
Наконец, 26 августа 2015 г. вышло ППМ, регулирующее порядок определения историко-культурной ценности. Департамент культурного наследия заявил, что он наконец готов принимать заявления, и сразу была подана рекомендация по этому объекту. Если бы такая возможность была раньше, то заявка была бы подана уже давно (и не исключаю, что и здание было бы снесено сразу после ее подачи по той же схеме). Да, градозащитники спешили подать заявление, потому что знали, что на участке собирались начать строить.
Мораторий на снос зданий, построенных до 1917-го
– Как все должно было происходить с соблюдением закона?
– Все должно было происходить цивилизованно – Департамент культурного наследия должен был рассмотреть поданную заявку по существу, что он и намеревался сделать. «Мортон» должен был остановить любые работы, могущие причинить зданию вред (тем более, по сносу), как только получил предписание остановить работу. Если «Мортон» говорит, что у него есть свои документы, доказывающие отсутствие у здания ценности, он мог бы их предоставить. Он мог инициировать свои исследования. В течение 90 дней был бы вынесен вердикт, градозащитники привели бы свои аргументы, застройщик – свои. Это был бы цивилизованный спор.
Если бы здание признали памятником, то Москва, на мой взгляд, могла бы пойти с «Мортоном» на компромисс, как-то компенсировав утраченную прибыль. Москва достаточно богатый город, чтобы в другом месте компенсировать неудобства и потери, связанные с выявлением памятника на участке под строительство. «Мортон» уверяет, что у него достаточно аргументов, кроме экскаваторов и бульдозеров. Зачем они привели «бульдозерный аргумент», нарушив закон и тем подставив под удар свою деловую репутацию и свой бизнес, ввязавшись в общественный скандал, – мне не понятно.
– Что теперь нам делать, чтобы защитить наше наследие, а «Мортону», чтобы спасти свою репутацию и свой бизнес?
– На мой взгляд, «Мортону» нужно выплатить штраф, предложить восстановить здание и извиниться за подобное отношение к городу и москвичам. Как сказано выше, размер штрафа очень мал. На наш взгляд, московские власти должны рассмотреть возможность отзыва у застройщика Градостроительного плана земельного участка (ГПЗУ), что равнозначно запрещению строительства. Такие прецеденты есть, например, когда был снесен дом Прошина на Тверской-Ямской, у собственника был отозван ГПЗУ.
Хорошо, если штраф будет наложен по высшей планке, но мы надеемся, что основные меры будут в другой плоскости. В отношении «Мортона» – отзыв ГПЗУ, а в целом по Москве – пересмотр городской политики в отношении исторических зданий.
– А именно?
– «Архнадзор» предложил внести мораторий на снос зданий, построенных до 1917 г. Сразу должен сказать, что это не значит, что здания, построенные после 1917-го, можно сносить валом. После 1917 г. у нас был рассвет конструктивизма, интереснейшая «сталинская» архитектура и модернизм. Многие здания более позднего времени имеют высочайшую архитектурную ценность.
Примитивная логика, если «не памятник, то можно сносить» – неправильна. Должен сохранятся исторический город. А в нем есть не только памятники, но и историческая среда, градоформирующие объекты.
Департаменту культурного наследия следует инициировать вопрос о многократном увеличении штрафов за нарушение закона об охране памятников. И всерьез рассмотреть вопрос о моратории на снос зданий до 1917 г. в Москве.
Нам с вами предоставлена возможность самим подавать заявления о придании историческим зданиям охранного статуса. На мой взгляд, граждане не должны этой возможностью злоупотреблять. Не всякое историческое здание – потенциальный памятник. Поэтому подобные заявления должны быть, по возможности, хорошо аргументированными. Надо понимать, что работа, которую региональные органы охраны обязаны организовать по каждому из таких заявлений, требует определенных затрат. Но, повторю, аргументы вроде «не памятник, значит можно сносить» в корне неверны.
1 комментарий