Палаты Романовых
Александр Можаев, вослед юбилею старейшей московской улицы.
Опубликовано Страна.ру
Осенью этого года в одном из номеров журнала «Московское наследие» появилась статья, посвященная дому-музею бояр Романовых на Варварке. Она называется «Древняя боярская палата, построенная в XIX веке». Как следует из названия, речь в тексте идет о том, что дом, считающийся одним из старейших в городе, на самом деле суть реставрационный новодел, «памятник толерантного отношения к воссозданию исторических зданий», стоящий в одном ряду с такими объектами, как Храм Христа, Иверские ворота и Коломенский дворец. Принимая во внимание, что текст вышел в журнале, издаваемым под эгидой Москомнаследия тиражом в 30 000 экземпляров, я посчитал нужным вступиться за совершенно подлинные и достоверные седины дома, доныне считавшегося одной из первых работ, стоящих в русле именно научной, а не стилизаторской реставрации.
Этими терминами именуются два течения в реставрационной практике, которые тогда, в середине XIX века, в самом начале реставрации как профессии, были мало отделены друг от друга. Отреставрировать древнее здание значило создать образ, соответствующий романтическим представлениям реставратора о древности и совсем необязательно соответствующий исторической правде. В лучшем случае стилизаторы домысливали несохранившиеся детали памятника, в худшем — по своему усмотрению изменяли существующие. Декор делался ярче, а фасадам, как правило, придавалась симметрия, нехарактерная для Средневековья, но радующая рациональный глаз человека Нового времени.
Яркий пример второго подхода — Теремок Печатного двора на Никольской улице, «возобновленный» архитектором Артлебеном в 1870-е годы. Сравнивая обмерный чертеж с тем, что осталось после «реставрации», видно, что архитектор фактически ликвидировал подлинные, недостаточно нарядные наличники и нарисовал свои, более, как теперь говорят, тру-древнерусские.
Реставрация палат Романовых состоялась на 15 лет раньше, и пафоса в этом проекте было предостаточно — создавался один из первых в Москве музеев, «родовое гнездо» правящей династии. На входе проектировщики имели обезличенный, неказистый дом в 4 окошка, на выходе теоретически могли бы предложить нечто, достойное Измайловского кремля, тем более что и в задании было прописано «возобновление в древнем стиле», а не в древнем виде. Но за проектированием наблюдала специально созданная Ученая комиссия, которая отдала предпочтение наименее фантазийному проекту академика Фёдора Рихтера.
Мы можем сравнить обмерные чертежи дома, вариант, предложенный А. Мартыновым и два варианта Ф. Рихтера. Архитектор Мартынов поступил совершенно стилизаторски: устранил асимметрию расстановки окон, унифицировал наличники, дорисовал псевдобоярские кровли, галерею и лестницу (сейчас очевидно, что местами проект более напоминает Рижский вокзал, чем настоящие аналоги XVII века). Рихтер же с огромным вниманием отнесся ко всем сохранившемся следам прежнего декора, а в процессе работы, когда открылись новые детали, серьезно изменил проект, дабы не пойти против исторической правды.
Те элементы, которые Рихтер добавил «от себя», основаны на его находках — сохранившийся в закладке столб показал место крыльца, замурованные внутристенные лестницы подтвердили наличие в прошлом третьего деревянного этажа, а дверь в уровне второго стала выходом на «балкон-смотрильню» (хотя нынешние трактователи не исключают, что это могла быть дверь в отхожую избушку). Более того, чтобы не вводить в заблуждение краеведов будущего, были изготовлены специальные кирпичи с клеймом «1856».
Это обстоятельство помогло советским исследователям четко отделить изначальные части от новых и расценивать палаты Романовых как «начало научного метода ведения реставрации» (отмечая при этом наличие ряда «неоправданных докомпоновок»). Возможно, сегодняшнее стериотипное восприятие дома как «легитимизированного» новодела XIX века связано с современным разбродом в трактовке терминов, с обесцениванием подлинности древнего материала, вызванного массовым производством новоделов в последнее двадцатилетие, или с падением доверия к реставрации как точной науке. Во всяком случае, это заблуждение лишний раз подтверждает справедливость Венецианской хартии реставраторов 1964 года, исключающей любые фальсификации и домышления при работе с памятниками — именно потому, что домыслы подрывают доверие к подлинности древней основы.
Возвращаясь к упомянутой выше публикации «Московского наследия», читаем: «обструкции /советских критиков/ подверглись частности, авторские неточности, но никак не сам факт существования такого памятника» как древние палаты бояр Романовых. Поверьте, они действительно существуют, являясь не только декорацией к сказам о начале Династии, но и полноценным историческим источником. В нашем распоряжении имеются обмеры здания, выполненные в 1987 году и подписанные архитекторами И.И. Казакевич и В.Я. Либсоном. На них обозначены все сохраняющиеся древние фрагменты и все поздние докомпоновки — во избежание дальнейших кривотолков, оглашаем весь список.
— На фасаде дома сохранились карнизы, угловые колонки и заложенные окна подклетного этажа (за счет перепада высот со двора он выглядит вторым этажом). Сбитые наличники парадного яруса восстановлены по хорошо читавшимся фрагментам, два наличника с фронтонами на восточном фасаде сохранились полностью. Простые наличники уличного фасада были сделаны по образцу одного целого (правое окно восточного фасада) и на местах растесанных проемов, то есть там, где им скорее всего полагается быть. Упомянутый выше балкон устроен на основании обнаружения двери и под нею «выступающей кладки, которая снизу была проложена железными кованными плитами». Заново достроены стилизованные (кстати сказать, стилизованные не буквально, а в заметно иной тональности) крыльцо, тамбур с западной стороны и третий этаж. Он изображает деревянную светелку, но на самом деле выстроен в кирпиче и оштукатурен под дощатую обшивку. В 1994 году появилась небольшая техническая пристройка меж домом и соседним келейным монастырским корпусом.
— В подвале дома (который до реставрации, судя по всему, был забыт и недоступен) прекрасно сохранился основной объем стен, датируемых концом XV или началом XVI столетия. Возраст определяется по маломерному кирпичу, из которого выложены арки печур в белокаменной палате и почти все стены в кирпичной. Двери и окна подлинные, кроме одной, смотрящей на позднюю входную лестницу. В тамбуре древней белокаменной лестницы к середине XIX века сохранялись три подлинные нижние ступени и две печуры. Все своды также изначальны, хотя частично вычинялись при реставрации.
— Подклет (где сейчас гардероб, бойлерная и «начало осмотра») почти весь сложен из кирпича XVI века. Окна, ниши и двери либо подлинные, либо восстановлены по фрагментам откосов. В окнах восточного фасада сохранились решетки. В небольшой средней палате (где ныне сторожка) свод XVI века, еще в двух — XVII века.
— Первый с улицы и третий со двора этаж, в котором ныне развернута экспозиция, демонстрирующая прелести боярского быта, к боярской поре в истории дома отношения не имеет. Этаж был сложен заново в 1674 году, когда здание было уже не домом Романовых, а настоятельскими покоями Знаменского монастыря. От XVII века сохранились своды в трех из пяти палат, две внутристенные лестницы, арки печного затопа, почти все ниши, окна и двери. Три заложенные ниши отчего-то не были раскрыты Рихтером, так же как и косой проем слева от входа на верхнюю площадку крыльца. Была пробита одна новая дверь меж помещениями, ныне условно называемыми кабинетом и библиотекой боярина (этой двери нет в проекте Рихтера, вероятно она была устроена сообразно музейному приспособлению). Советскими реставраторами был исправлен вход на восточную внутристенную лестницу, в XIX веке находившийся со стороны крыльца, а не со стороны большой «столовой» палаты. Аляпистые печи XIX века в 1960-е были также заменены новыми, выполненными строго по историческим аналогам.
Записи
2 комментария