«Вот если бы нам снести еще дом, где жил Лермонтов…»
Константин Михайлов
Дома в Москве, в котором двести лет назад родился великий национальный поэт, давно нет. Зато ему посвящены сразу две мемориальные доски. Одну из них можно видеть на правом, если смотреть с Садового кольца, крыле высотного здания на площади Красных Ворот, на углу Каланчевской улицы. Надпись на ней гласит: «На этом месте находился дом, где 3 (15) октября 1814 года родился великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов». Вторая мемориальная доска – старинная, из белого мрамора, – обнаруживается в Доме-музее Лермонтова на Малой Молчановке. На ней начертано: «Здесь родился Михаилъ Юрьевичъ Лермонтовъ 1814 года 2 октября».
Некогда она, как нетрудно догадаться, отмечала тот самый дом, о котором сообщает надпись на высотке. Да уж, родной дом Лермонтова «на этом месте находился», да не пригодился. Ни Михаилу Юрьевичу, ни – впоследствии – его великой и необъятной родине.
«От Красных ворот на Коланчу»
Роль «писательского гнезда» дому у Красных ворот не вполне подходила. Во-первых, чета капитана Юрия Петровича и Марии Михайловны Лермонтовых жила не во всем доме, а в одной из квартир второго этажа. Во-вторых, эта квартира была не собственной, а съемной. В-третьих, Лермонтов-младенец прожил в этом доме всего несколько месяцев, был увезен из него в бессознательном еще состоянии и более никогда в родных стенах не показывался (во всяком случае, о том нет ни исторических известий, ни упоминаний у самого поэта).
Что заставило семью, ожидавшую первенца, оставить родовую усадьбу и искать пристанища в осенней Москве 1814 года, большая часть которой представляла в это время огромное пепелище, только начинавшее отстраиваться после наполеоновского нашествия? Считается, что на том настояла знаменитая бабушка Лермонтова – Е.А. Арсеньева, считавшая, что ее беременной дочери, слабой здоровьем, необходим в столь ответственный период присмотр столичных врачей.
Выбор столь удаленного – по тем, конечно, временам – от центра города места жительства объяснялся, видимо, обстоятельствами недавнего последнего московского великого пожара. Центр погорел весь, да и в округе Новой Басманной улицы, по свидетельствам современников, в октябре 1812-го оставалось только четыре уцелевших дома. В том числе и «у Красных ворот в правой руке каменный небеленый дом генерала Толли». Как выяснилось, именно этот дом судьба хранила для рождения поэта Михаила Лермонтова.
«Генерал Толли» – генерал-майор граф Конрад Фридрих фон Толь, которого в гостеприимной России звали Федором Николаевичем. Его имя вписано в историю отечественной полиции, поскольку в 1785-1790 гг. он был московским обер-полицмейстером. Заподозрив в Толе «мартиниста», Екатерина II писала главноначальствующему в Москве А. А. Прозоровскому 19 февраля 1790 года: «В обер-полицмейстеры я стараюся искать способного человека, и как скоро найду, не умедлю его назначить, а генерал-майора Толя перевесть к другому месту». В 1818 году, в «Алфавитных списках всех частей столичного города Москвы домам и землям…», дом в Басманной части обозначен уже – «Толя Александр Федоровича, отставного Подполковника», «у Красных ворот, в 1 к[вартале]».
Дом Толя (Садовая-Спасская улица, 21 или Каланчевская улица, 1) к моменту заселения семейства Лермонтовых представлял собою небольшое двухэтажное здание, безыскусно украшенное простыми рамочными наличниками окон. В этом обличии он запечатлен на известных акварели школы Ф.Я. Алексеева «Красные ворота и Запасный дворец в Москве» (1800-1802 гг.) и литографии Д. Струкова.
Дом Толя был построен в конце XVIII века; во второй половине этого столетия на его месте был еще пустырь, впервые дом появляется на чертеже 1799 года, изображающем «лесной ряд за Красными воротами». На плане Москвы 1804 г. показан каменный объем дома, вытянутый вдоль улицы, которая обозначена в легенде обозначена «От Красных ворот на Коланчу». Так звучал первый московский адрес Лермонтова. А вот его первый московский пейзаж: фасад здания был обращен не к Садовому кольцу, которого в те времена просто не было, а к Сенной площади у Красных ворот, ныне исчезнувшей с карты города. На Земляной вал, на месте которого впоследствии проложили Садовое кольцо, выходил узкий торцевой фасад дома. Таким же дом Толя изображен на плане из Атласа Хотева (1852-1853 гг.).
«Этот мальчик не умрет своей смертью»
«Октября 2-го в доме господина покойного генерал-майора и кавалера Федора Николаевича Толя у живущего капитана Юрия Петровича Лермонтова родился сын Михаил. Молитствовал протоиерей Николай Петров, с дьячком Яковом Федоровым. Крещен того же октября 11 дня, восприемником был господин коллежский асессор Фома Васильев Хотяинцев, восприемницею была вдовствующая госпожа гвардии поручица Елизавета Алексеевна Арсеньева. Оное крещение исправляли протоиерей Николай Петров, дьякон Петр Федоров, дьячок Яков Федоров, пономарь Алексей Никифоров». Это запись под № 25 в 1-й части метрической книги церкви Трех Святителей у Красных ворот за 1814 год, сохранившаяся в тексте свидетельства, выданного Е.А. Арсеньевой Московской Духовной консисторией 25 октября 1827 года.
Лермонтов появился на свет в ночь с 2 на 3 октября (по старому стилю) – этим и объясняется разночтение в датах рождения на старинной и современной мемориальных досках. Подобное «раздвоение», казалось бы, ясных биографических обстоятельств преследовало поэта и в дальнейшем – например, существовало семейное предание, по которому он якобы родился не в 1814-м, а в 1815 году; да и две мемориальные доски в память об одном и том же доме, но в двух разных местах, согласитесь, не в каждой биографии встречаются…
Как отмечали первые биографы Лермонтова, «бывшая при рождении Михаила Юрьевича акушерка тотчас же сказала, что этот мальчик не умрет своей смертью, и так или иначе ее предсказание сбылось; но каким соображением она руководствовалась — осталось неизвестно». Часто пишут, что поэта крестили в церкви Трех Святителей, располагавшейся внутри Земляного вала, на углу Мясницкого проезда. Однако согласно указаниям тех же первых биографов, крещение, видимо, произошло в доме Толя: клирики «для совершения обряда крещения были приглашены из церкви Трех Святителей». Упоминаемый в метрической записи протоиерей храма Николай Петров, он же Николай Петрович Другов, пользовался большим уважением в московском церковном мире.
Спустя несколько месяцев (в конце 1814 года, по другим данным, весной 1815-го), как только здоровье Марии Михайловны, матери поэта, пошло на поправку, бабушка Лермонтова Е.А. Арсеньева увезла дочь с грудным ребенком в свое имение Тарханы. Вновь Лермонтов появился в Москве в 1827 году, но жил уже по другим адресам.
«Огромный каменный дом, в три этажа»
Иван Белоусов, автор вышедшей в 1930 году книги «Писательские гнезда», замечает: «Дом, в котором родился Лермонтов, хотя и сохранился до настоящего времени, но до такой неузнаваемости перестроен, что вернее было бы сказать не дом, а место, где был дом, в котором родился поэт. Существующий сейчас дом у Красных ворот может быть хранит только фундамент да часть стен прежнего дома».
И в самом деле, со временем дом Толя значительно изменился. Он несколько раз переходил из рук в руки: от наследника генерала Толя – к купцу Бурову, затем к некоему иностранцу по фамилии Пенанд, затем к коллежскому секретарю Григорию Голикову, который владел им в 1870-х гг.; в начале ХХ столетия домовладелицей значилась М.И. Григорова.
О мемориальном значении дома в Москве XIX века не забывали. Литератор М.Н. Лонгинов напоминает в 1873 году в “Русской старине” в “Заметках о Лермонтове”: «Я указал дом, в котором он родился», ссылаясь на свою статью в «Современнике» еще за 1856 год. «Лет пятнадцать тому назад, – продолжает Лонгинов, – он… сохранял еще свой прежний вид. Теперь на его месте возвышается огромное здание, не имеющее никакого сходства с прежнею постройкою».
Судя по этим указаниям, перестройка здания, с добавлением нового корпуса, переориентацией главного фасада на Садовое кольцо, надстройкой третьего этажа и переделкой убранства фасадов в «ренессансном» стиле произошла во второй половине 1850-х годов. Этот облик дома с характерным балконом на углу запечатлен уже на многих фотоснимках и автолитографии П.И. Львова «Дом у Красных Ворот, в котором родился Лермонтов” (1939).
Читая записки старых краеведов, понимаешь, как изменилось за полтораста лет восприятие масштаба города. Текст 1873 года: «Если ехать от дебаркадера Николаевской железной дороги, то, приближаясь к Красным воротам, на правой руке, против самых Красных ворот, на углу вы бы увидели, по-нашему, огромный каменный дом, в три этажа, беловатого цвета». Не так давно я беседовал с одним из знаменитых современных архитекторов; он рассказывал, как спроектировал во дворах старинной московской улицы «маленький» жилой комплекс в 5-6 этажей…
Приключения мемориальной доски
Со временем “лермонтоведы” XIX века стали мечтать об увековечивании памяти Лермонтова. “Неужели ж Москва не вспомнит того, что еще цел дом у Красных Ворот, в котором родился рано погибший поэт?”, – вопрошал Павел Висковатов в ноябре 1882 года в статье “По поводу памятника Лермонтову” в газете „Голос“. Спустя несколько лет “Общество любителей российской словесности» возбудило вопрос об установке на доме мемориальной доски. И она была установлена – по решению Московской городской думы, на средства городского бюджета. Решение это было принято в июне 1891 года, а доску – с весьма лаконичной и исчерпывающей надписью – торжественно открыли уже 15 июля 1891-го, отметив таким образом 50-летие со дня смерти поэта.
Первая Мировая война не помешала отпраздновать в октябре 1914 года 100-летие со дня рождения Лермонтова. Красноворотский сквер, в котором теперь стоит его скульптурный памятник, переименовали в Лермонтовский. С юбилеем связан любопытный исторический документ – письмо предпринимателей Коса и Дюрра, выходцев из Прибалтики, гласному Московской городской думы Н.А. Шамину от 28 августа 1914 года:
«Вам вероятно известно, что наша Контора помещается в том доме, где родился М.Ю. Лермонтов. Ввиду приближающегося столетнего юбилея, мы хотели бы к 2-му октября мраморную таблицу, находящуюся на фронте дома по Каланчевской ул., украсить национальными флагами и зеленью. Затруднение состоит в том, что мы не знаем, куда обратиться за разрешением на производство вышеупомянутого украшения. Мы были бы Вам очень благодарны, если бы Вы дали бы нам соответственное указание».
По горькой иронии судьбы, не прошло и года, как в 1915-м, когда поражения на фронте вызвали антигерманские погромы в тылу и возбужденные толпы громили конторы с иностранными вывесками, не разбирая немецких фамилий от прибалтийских, офис любителей Лермонтова стал жертвой погромщиков. 28 мая 1915-го многотысячная толпа, помитинговав на Красной площади, растеклась по Москве в поисках “немцев”. Часть манифестантов двинулась в сторону Красных ворот и мимо вывески «Кос и Дюрр», конечно же, спокойно пройти не смогла. Контора фирмы была разгромлена начисто, причем этой участи не избежала и комната, в которой, как считалось, появился на свет Лермонтов: она тоже была частью «немецкого» офиса.
А вот мемориальная доска при погроме уцелела. Более того, она пережила даже снос дома Толя в советские времена. Ее передали в Литературный музей, где она хранилась несколько десятилетий, пока в 1981 году на Малой Молчановке не открылся мемориальный дом-музей Лермонтова. Доска заняла почетное место в его экспозиции.
«Тщанием которого был снесен единственный в городе памятник старины»
А что же случилось с самим домом? Начало советской эпохи не предвещало ему ничего печального: в 1919 году в нем даже открыли Библиотеку имени Лермонтова. Однако по мере того как «социалистическая реконструкция» все строже диктовала городу новые горизонты и масштабы, становилось ясно, что на новой парадной магистрали, каковой мыслилось Садовое кольцо, дому долго не протянуть. Правда, начали «реконструкторы» с главных украшений площади Красных Ворот – собственно Красных ворот и церкви Трех Святителей.
История гибели Красных ворот – уникального памятника елизаветинского барокко – длинна и печальна, и не место рассказывать ее здесь и сейчас. Тем более что небезызвестные Илья Ильф и Евгений Петров, собственно, давно это сделали. В их знаменитом романе «Двенадцать стульев» (1927) выведен «заведующий подотдела благоустройства Козлов, тщанием которого был снесен единственный в городе памятник старины: Триумфальная арка елисаветинских времен, мешавшая, по его словам, уличному движению». Написано это вовсе не об «уездном городе N.», а о Москве и Красных воротах. И даже «заведующий подотдела» Козлов не вымышлен. В московской «Рабочей газете» от 18 октября 1927 года заведующий подотделом Москоммунхоза т. Козлов отвечает на вопрос, надо ли было сносить Красные ворота: «Собственно говоря, после сноса ворот движение на площади как было, так и осталось ненормальным. Вот если бы нам снести еще церковь Трех Святителей и дом, где жил Лермонтов, то получилось бы очень хорошо и движение сразу урегулировалось бы. Тогда бы мы разбили на площади сквер и устроили кольцевое движение». Красные ворота погибли в 1927 году, церковь Трех Святителей – в 1928-м.
«Есть у нас люди и познаменитее Лермонтова!»
Мечты т. Козлова продолжали сбываться: квартал на восточной стороне площади с домом Толя предназначался к сносу уже в 1930-е гг. Библиотеку имени Лермонтова из дома вывели; она доныне благополучно существует под тем же именем в Сокольниках. Инженер Владислав Петрович Тыдман, один из активистов общественного движения в защиту московской старины еще в довоенную эпоху, обращался с просьбой сохранить дом, где родился великий поэт, к председателю Моссовета, но получил исчерпывающий ответ: «Есть у нас люди и познаменитее Лермонтова!» Уже после войны, в августе 1948 года, Тыдман направил члену Политбюро ЦК ВКП (б) А.А. Жданову специальное письмо об уничтожении памятников архитектуры в Москве, где напоминал: «…Снесен дом у Красных ворот, где жил Лермонтов».
Историки и публицисты приводят разные даты сноса мемориального дома: от конца 1920-х до начала 1950-х гг. На самом деле его снесли в конце 1930-х гг. Путеводитель «Осмотр Москвы», вышедший в 1938 году, сообщает, что «на углу Каланчевской улицы и площади Красных ворот, в доме № 1 (по Каланчевской улице), родился поэт М.Ю. Лермонтов, о чем напоминает памятная доска, установленная на этом доме». А следующее издание того же путеводителя (1940) бесстрастно отмечает: «В не сохранившемся сейчас доме № 1 по Каланчевской улице родился М.Ю. Лермонтов».
В 1949-1953 гг. на месте снесенного квартала было выстроено высотное здание. В 1964 г. на нем появилась новая мемориальная доска, с надписью, столь провидчески предсказанной Иваном Белоусовым за тридцать с лишним лет до того. Строго говоря, надпись не совсем верна: Каланчевская улица расширена, и на месте дома Толя теперь тротуар и мостовая.
Но это, в общем, не так теперь и важно. К чему теперь рыданья, пустых похвал ненужный хор и жалкий лепет оправданья? «На этом месте находился» – и этим сказано про нас все.
P.S. М.Ю. Лермонтов: «Москва – моя родина и такою будет для меня всегда: там я родился, там много страдал и там же был слишком счастлив!»
——————————————————————————————————————————————
Московские литературные дома, погибшие в ХХ веке
Контекст
Дом Погодина на Девичьем поле
Старинный барский дом XVIII века, принадлежавший некогда роду Щербатовых (в «Войне и мире» на допрос к маршалу Даву сюда приводят Пьера Безухова). В декабре 1835 года дом (Погодинская ул., 12) купил историк М.П. Погодин и жил здесь до своей кончины в декабре 1875-го. Дом Погодина стал одним из центром литературной Москвы: здесь проходили торжественные обеды и вечера, на которых бывали А. Островский, М. Лермонтов, А. Тургенев, П. Вяземский, М. Загоскин, А. Хомяков, А. Фет, Л. Мей, А. Писемский, Д. Свербеев, Н. Берг, П. Садовский, Н. Павлов, М. Щепкин и многие другие литераторы, актеры, музыканты. В 1839-1840, 1841-1842 и 1848 у Погодина жил его друг Н.В. Гоголь; здесь он работал над первым томом «Мертвых душ», «Тарасом Бульбой», «Портретом» и др.
Остатки дома, пострадавшего от налета немецкой авиации осенью 1941 года, были разобраны после войны. Сохранился деревянный флигель (т.н. «Погодинская изба»).
Дом Хомякова на Собачьей площадке
«Родовое гнездо» русского славянофильства. Дом, построенный в начале XIX в., в начале 1840-х гг. купил А.С. Хомяков, идеолог славянофильского течения русской общественной мысли. До самой смерти хозяина в 1860 г. здесь собирались и вели яростные дискуссии о судьбах Родины Гоголь и Языков, братья Аксаковы и братья Киреевские, Погодин и А.К. Толстой, Самарин и Кошелев, с которыми иногда приходили поспорить западники – Герцен, Грановский, Чаадаев, Белинский. «Сверх участников… – вспоминал Герцен, – приезжали охотники, даже охотницы, и сидели до двух часов ночи, чтобы посмотреть, кто из матадоров кого отделает и как отделают его самого».
Мемориальная обстановка комнат, в том числе и знаменитой «говорильни» для дискуссий, сохранилась нетронутой до начала ХХ в., и в 1920 году в доме Хомякова (Собачья площадка, 7) был открыт «Музей сороковых годов», филиал исторического. В эти времена здесь часто бывал М.А. Булгаков, друживший с заведовавшим музеем искусствоведом Б. Шапошниковым.
Музей был закрыт в 1929 г. за «эстетствующе-буржуазный уклон», а дом Хомякова был снесен в 1962-1963 гг. вместе со всей Собачьей площадкой при прокладке через нее Новоарбатского проспекта.
Дом Римских-Корсаковых на Страстной площади («Дом Фамусова»)
Дом 1790-х гг., перестроенный в XIX веке (Пушкинская пл., 3). В 1820-х – начале 1830-х гг. принадлежал гостеприимной М.И. Римской-Корсаковой и славился на всю Москву балами и приемами, благотворительными концертами. Хорошими знакомыми хозяйки были Пушкин и Грибоедов, неоднократно бывавшие в ее доме. Поэт П. Вяземский писал, что Пушкин одно время был влюблен в дочь хозяйки Александру и посвятил ей несколько строк в 7-й главе «Евгения Онегина».
Грибоедов, бывший в отдаленном родстве с Римской-Корсаковой, как считается, вывел многих ее родственников и домочадцев в «Горе от ума», и дом на Страстной площади с тех пор стали звать «домом Фамусова». По легенде, декорации, в которых происходила в Малом театре классическая постановка «Горя от ума», воспроизводили интерьеры дома Римских-Корсаковых.
«Дом Фамусова» снесен в 1968 г., для строительства нового корпуса издательства «Известия», несмотря на отчаянные протесты литературной общественности.
Дом Островского на Житной улице
Небольшой дом с мезонином (Житная улица, 10) был мемориальным памятником. Знаменитый драматург А.Н. Островский жил здесь в 1834-1841 годах. В 1992-1995 годах в бесхозном деревянном доме произошло шесть пожаров.
Дом снесен весной 1995 года по решению комиссии московского городского управления по охране памятников.
Дом Сухово-Кобылина на Страстном бульваре
Главный московский адрес драматурга (Страстной бульвар, 9) – здесь писал он свои пьесы, здесь был арестован по обвинению в убийстве. Дом был построен в 1820 году, перестроен в 1850-м, заново декорирован в 1881 году.
Дом снесен в 1997 г. на основании постановления правительства Москвы. В 2004-2006 годах на участке выстроен многоэтажный комплекс с подземной стоянкой и «прилепленным» к нему в качестве фигового листка «новодельным» главным домом усадьбы.
Записи
5 комментариев