«Молодое наследие»: итоги 2013 и перспективы 2014 года (продолжение)
Наталья Душкина
Сразу же после публикации первой части этой статьи произошло два форс-мажорных события. В Москве в ночь на 16 января горел гараж Госплана К.Мельникова, 1936. Главную ценность представляет фасад с огромным круглым окном, обращенным на Авиамоторную улицу. Разрушения произошли внутри, в типовом корпусе, фасад цел. Но мерзость запустения налицо.
Пожар воспринимается как знак, вновь остро обозначивший проблему защиты и сохранения творческого наследия мастера мировой величины. Что здесь комментировать, практически все его постройки так или иначе изуродованы – либо переделками, осуществленными на уровне завхоза, либо в рамках утвержденных проектов (иногда с «предметом охраны», в который не входит интерьер), либо внешним разрушительным воздействием (от разрешенных строек впритык или на территории памятника).
Суммарно все это существенно умаляет подлинность наследия Мельникова, лишает многих ценностей Москву, ослабляет ее потенциал. А ведь с этим сильно искореженным пластом сооружений авангарда мир связывает представление о русской материальной культуре Новейшего времени.
Второе событие произошло 18 января не в России, а во Франции, но оно сблизило проблемы. Пожалуй, в самой почитаемой из построек Ле Корбюзье, в капелле Нотр-Дам-дю-О в Роншане (1955) был варварски разбит один из витражей. Все они были созданы по эскизам архитектора, но разбит тот единственный, который был выполнен им собственноручно и имел авторскую подпись. Восстановлению не подлежит.
«Точечный вандализм» напомнил о необходимости срочной реставрации памятника, об отсутствии надлежащей охраны действующего храма, о чем сразу же заявил Фонд Ле Корбюзье. А косвенно и о том, что с 2008 года идет тяжелое «перетягивание каната» между странами (Францией, Швейцарией, Бельгией, Германией, Аргентиной и Японией), серийно номинировавшими постройки архитектора в список Всемирного наследия, и статусными международными организациями, которые в несколько раундов придерживают, отсеивают и подвергают сомнению ценности, созданные одним из людей-символов ХХ века. Что еще раз подтверждает сложность сохранения модернизма. Сами же памятники-кандидаты тем временем и ветшают и горят – вспоминается крупный пожар «Марсельской единицы» в 2012.
Но важно, что страны показывают заинтересованность в представительстве своего «недавнего прошлого» в мировом пантеоне best of the best. В этом плане наша страна на международном уровне демонстрирует удивительную глухоту. Официальными кандидатами в список Юнеско от России конца XIX–ХХ веков значатся уникальный мост инженера Проскурякова (1895) через Енисей, распиленный и сданный на металлолом в 2007, и Храм Христа Спасителя, заявленный в 1998 (законодательно даже не «памятник», как не преодолевший дистанцию в 40 лет со дня строительства).
Но вернемся в формат российских итогов 2013, где большинство из перечисляемых объектов – наше разбазариваемое Всемирное наследие.
ДК ЗИЛ, 1931-1937, братьев Весниных. В ноябре 2013 Департамент культуры Москвы и Культурного центра ЗИЛ провели круглый стол по проекту реставрации его интерьеров. Безусловно, позитивное явление, тем более, известно о любовном интересе руководства ДК к своему зданию. Однако дискуссия состоялась уже после утверждения историко-культурной экспертизы и самого проекта Мосгорнаследием, что противоречит научной логике.
В результате выяснилось, что у проекта, разработанного петербуржцами (ООО «ПФ-Градо»; ООО НПРФ «Ярканон») по тендеру, нет ясного колористического замысла реставрации, детально не проведены предпроектные историко-архитектурные исследования (архивы, зондажи). А учитывая, что в 1966–1976 здание подверглось реконструкции, которая исказила первоначальный облик, но одновременно привела к появлению интерьеров, соединивших конструктивизм с послевоенным модернизмом, в проекте не выработано отношение к «наслоениям», также ставших частью истории (потолок и линейный светильник вестибюля, фонтаны в Зимнем саду, мраморная облицовка колонн, «супрематический» паркет).
Оказалось, что при весьма гадательной «раскраске» стен, в проекте используются не колерные книжки конца 1920 – начала 1930-х годов, а современные массовые колера, создающие эффект евроремонта в детском саду.
По сравнению с мировым опытом, где цветовая гамма модернистских зданий восстанавливается как ценнейшая «ренессансная картина», а подлинная штукатурка является одним из «предметов охраны» (ярчайший пример – Башня Эйнштейна Э.Мендельсона, 1920-1922, в Потсдаме, где были исследованы все слои и кракелюры), наши проекты выглядят наивными поделками. Одна из многих причин таких результатов – упразднение научно-методического совета Мосгорнаследия, что исключило возможность коллегиального обсуждения на проектной стадии.
DOCOMOMO-Россия отреагировало критикой и письмом, в котором подчеркнуто: продвижение проекта по интерьерам ЗИЛа без его доработки будет означать еще одну утрату ценностей международного значения, которую нельзя допустить. Большие надежды в выправлении ситуации возлагаются на руководство Культурного центра ЗИЛ. 2014 начался революционно: Мосгорнаследие, после полученных результатов на объектах и серьезной критики, объявило о восстановлении экспертно-консультативного совета, что несомненно приветствуется. Вопрос в составе совета.
В продолжение колористической темы, необходимо вспомнить и о внезапной перекраске год назад знаменитого конструктивистского клуба им. Зуева, 1927-1929, И.Голосова в розово-фиолетовый цвет, появившийся явно не на основе зондажей.
Это выглядит нелепо, не соответствует авторскому замыслу, колористическому паспорту памятника и подтверждает тенденцию свободного обращения с цветом на объектах ХХ века (вспомним временное «порозовение» брутально-серого конструктивистского «Дома на набережной» Б.Иофана в 2012; или же знаменитую историю покраски темно-серой краской (в одночасье) гранитных колонн наземного вестибюля станции метро «Чистые пруды», 1935, Н.Колли, в 2013.
Оставила следы и бездарная деятельность ООО «Пирит» (специализирующегося со своими «тибетцами», плохо понимающими по-русски, на промышленном альпинизме), которому отдали на откуп сразу четыре московских высотки.
Диапазон их работы велик – от покраски в белый цвет прямо по керамической плитке и сложным фасонным деталям венчающей части высотного здания на Кудринской пл., 1949-1954, до заделки швов в цвет губной помады в цоколе из рваного гранита высотного здания у Красных ворот, 1949-1952.
Конечно, все, что связано с искажением цвета – меньшее зло, чем бульдозер на памятнике. Считается, что «в конце концов, можно и перекрасить». Но облик, текстура поверхности, субстанция здания и город обезображены. Во всех этих ситуациях возникают серьезные вопросы о документальной основе этих стремительных действий, о том кто и как получает лицензию для работы на памятниках, о роли Мосгорнаследия в согласовании данных проектов (если существуют), о контроле качества за их выполнением.
В случае с высотными зданиями, Мосгорнаследие отказалось от какого-либо участия в этом наглом процессе, хотя все подрядчики ссылались на получение разрешений именно в этом госоргане. Но то, что высотные здания находятся в состоянии деградации, без должного контроля, видно невооруженным глазом.
Среди важнейших событий года – завершение этапа работ и награждение премией «Московская реставрация – 2013» Дома-коммуны, 1929, И.Николаева. Причем, в четырех номинациях – за лучший проект реставрации/приспособления (архитектор В.Кулиш), за научно-методическое руководство – МАРХИ, за лучшую организацию работ – МИСиС, за высокое качество работ – СМП-I.
Во-первых, удивляет, что премия дана на промежуточном этапе, когда впереди еще предстоит вывести из тяжелого состояния две трети комплекса. Во-вторых, премия открыто подтверждает и утверждает «правильность» выбранного направления, а именно «реконструкции» на памятнике – реставрация отступила глубоко в тень. Профессионально и дотошно история данного проекта была рассмотрена государственным экспертом Е.Шорбан, констатировавшей утрату подлинности всемирно известного памятника.
При анализе проектных материалов, фотофиксации различных периодов, становится очевидным сознательный отказ от сохранения материальной субстанции – основы «памятника» (дешевле и проще), приводящий к его фактическому демонтажу. В результате практически заново отлита бетонная чушка по проекту Николаева и Кулиша. Как такового памятника нет – есть его копия, в котором произошло изменение отдельных габаритов (балконов, выносов консольных плит, конфигурации колонн и др.).
В пространство знаменитого треугольного пандуса по проекту вгоняется лифт, для чего сам пандус не включается в «предмет охраны», а только его колористическая гамма (о, лукавство). Зато на этажах и лестничных маршах цвет бьет наотмашь своей яркостью, пришедшей в модернизм в послевоенный период, но никак не в конце 1920-х.
Позитивно, что здание действительно приспособлено для современной жизни, организована музейная зона со «спальными кабинами», но надо признать, что это «не тот самый» дом-коммуна – это совсем другой дом. Так же как и московский Планетарий (1927-1929) после проведенной тотальной реконструкции, и также удостоенный награды «за реставрацию» в 2012.
Таким образом, эти премии, фактически, узаконили метод и дали карт-бланш на дальнейшее вымывание подлинности и первородства русского авангарда. Заложником этого метода №1 является Дом Наркомфина, 1928-1930, М.Гинзбурга.
Либо его удастся спасти и провести именно реставрацию на цивилизованном европейском уровне, возможность которой документально доказывает немецкая исследовательница А.Заливако, которая опубликовала в 2012-2013 два фолианта (один о Наркомфине), посвященных технологии возведении конструктивистских зданий в России. Либо он будет завален, обложенный положительными экспертизами, и заново отлит в монолите.
В ответ на статью Е.Шорбан выступил В.Белоголовский, озаглавивший свой текст «Согласно конвенции?». В ней он поддерживает В.Кулиша, называет его «героем», и проводит (не без основания) простую мысль – в Москве нет исторических зданий, в которых реставрация была бы проведена на высоком международном уровне. Что же говорить о наследии ХХ века? Высокий уровень выборочно есть (к примеру, на памятниках Кремля в работах ЦНПРМ). Для модернистских же зданий в России – библиотека А. Аалто, 1931-1935, в Выборге, где недавно была завершена именно научная реставрация.
Возвращенный шедевр – так можно обозначить это событие для мировой культуры. Благодаря сотрудничеству с фондом Аалто, финским и российским комитетами по реставрации библиотеки, с международным сообществом, а главное – с финскими архитекторами Т. Мустоненом, М. Кайрамо и другими; благодаря их преданности архитектору, пониманию выдающейся ценности его вклада в историю, ответственности за «передачу памятников во всем богатстве их подлинности», в России в 2013 году завершен пилотный проект на объектах модернизма, преодолевший нелепости тендеров. За два десятилетия в Выборге была создана уникальная научно-методическая база по работе с объектами «нового наследия». Поразителен и тот факт, что это единственный объект ХХ века в России, поддержанный и профинансированный (хоть и на завершающей стадии) главой государства.
2013 год принес на ВВЦ (ВСНХ-ВДНХ, 1939-1954), объект культурного наследия федерального значения, изменение формы собственности – все 100% у Москвы.
Правительством города утвержден и план реконструкции в концепции 2011 (700 тыс. кв. м новых площадей, включая 492 тыс. коммерческих). Это самое масштабное строительство, разрешенное на территории памятника, границы которого не определены. Главные соинвесторы те же – Г.Нисанов и З.Илиев, крупнейшие в Москве владельцы недвижимости, в том числе реконструированной гостиницы-памятника «Украина», гигантского ТРЦ «Европейский», который задавил площадь и Киевский вокзал. В их ближайших планах – возведение на территории объединенной охранной зоны и прямо в сердце ВВЦ, у главной площади, крупнейшего в Европе океанариума, скромно называемого дорогостоящим «социальным проектом».
Строительство уже ведется опережающими темпами, без утверждения проекта, его экспертного и общественного обсуждения. Новостью-2014 стало сообщение, что и «Росатом» начнет обустройство музея атомной энергетики не в павильоне-памятнике №71 (бывший «РСФСР», Р.Бегунц, 1954), который ведомству требовалось отреставрировать, а на новой территории, прямо за «Космосом» – так в три раза дешевле.
За год интереснейшие объекты выставки подверглись деструкции: уничтожено кафе «Лебедь», 1954, выдающееся по своим художественным качествам, в «Колхозном клубе» Н.Колли исчез интерьер, павильон «Газовой промышленности» – одна из лучших построек советского модернизма 1960-х – изуродован переделками.
Перечень из 70 объектов, разработанный в 2011 А.Броновицкой, И.Трубецкой и Б.Бочарниковым для постановки на охрану (в дополнение к 45 федеральным памятникам) остался невостребованным.
НИиПИ Генплана обслужил генеральную идею, разработав проект перевода зон охраны в «достопримечательное место», позволяющее вести капитальное строительство, а вместо дополнения списка памятников – ввел систему ценных градоформирующих объектов. Уплывший «Лебедь» как раз из этого ряда.
На излете 2013, тема трижды обсуждалась на разных уровнях. В рамках урбанистического форума спросили «Что делать с главным выставочным комплексом страны?», а А.Броновицкая ответила докладом, обозначив угрозы уникальному месту.
Фестиваль «Зодчество» впечатлил проектом НИиПИ Генплана, оснащенный множеством схем, в том числе, предполагаемых сносов. И, наконец, Федеральный научно-методический совет (секция наследия советского периода) направил Министру культуры РФ письмо, в котором обозначил приоритеты: отклонить проект «досместа» и квалифицировать ОКН как «ансамбль», наложить мораторий на любое новое строительство до утверждения проекта развития ВВЦ, пересмотреть инвестпроект в сторону сокращения коммерческой недвижимости.
Все эти события свидетельствуют – на ВВЦ начался почти «неуправляемый ядерный процесс», разваливающий уникальный ансамбль мирового значения. Из него вырезаются целые фрагменты, строительство ведется точечными захватами. 2014 год станет решающим в попытке отстоять удивительный, не имеющий аналогов мир этого места.
За бортом отчета-2013 остались многие выдающиеся сооружения ХХ века (типография Лисицкого, подавляемая новым строительством и «ремонтными» работами, которые ведутся без обследования памятника и плана реставрации; высотка у Красных ворот с незаконно вырытой «норой» под домом; интрига конкурса на входной козырек гостиницы «Украина»; зияющая дыра на месте стадиона «Динамо»; рассыпающаяся башню Шухова на Шаболовке, и др.).
Наследие этого времени можно не любить, как все «советское», не принимать его эстетику, тем более что пласт сооружений этого времени построен ценой полуразрушенного исторического города, наложившего несмываемую печать. Но эта та материальная среда, в лучших архитектурных памятниках которой запечатлена история России, жизнь людей и следы их творчества в ушедшем веке. По ним будут судить потомки о ныне не существующем государстве-эксперименте.
В отличие от граждан, органы охраны наследия не имеют права «не любить». Им (по умолчанию) вменено сохранять памятники любой эпохи и любого стиля. В Москве это пока не стало нормой. Но на преодоление этого разрыва, вводя «моду» на ХХ век, успешно работают научные и просветительские программы в Центре авангарда А.Селивановой, в Музее архитектуры, в Культурном центре ЗИЛа; экскурсии с Москультпрогом С.Никитина, Н.Васильева вместе с «Архнадзором» и «Москвой, которой нет»; интернет-сайты «СовАрх» Д.Ромодина, «The Constructivist Project» Н.Меликовой, «Модернизм», издательская программа фонда «Русский авангард», и многие другие начинания. Заработала национальная секция DOCOMOMO-Россия. Пожалуй, как теперь говорят, удалось «раскрутить» эту тему после знаменитой конференции «Heritage at Risk» / H@R («Наследие в опасности»), прошедшей в Москве в 2006. Но это пока единственное, что удалось.
Фотографии Н.Душкиной, А.Броновицкой, Е.Шорбан, А.Яковлева, Н.Меликовой, Д.Карелина, Б. Де Ку, admagazine.ru
1 комментарий