Не только Толстой
Наталья Самовер, Александр Фролов
Сто лет назад, 21 апреля 1913 года, в Ялте скончался бакинский купец 1 гильдии, нефтепромышленник и меценат Шамси Асадуллаев – человек, имевший самое непосредственное отношение к «дому старого князя Болконского» на Воздвиженке.
Шамси Асадуллаев родился в 1840 году в селении Амираджан в окрестностях Баку, в семье аробщика, то есть возчика, перевозившего на арбе грузы на бакинских нефтяных месторождениях. Талантливый и амбициозный Асадуллаев долго шёл к богатству. Он занимался мелким соляным промыслом, был подрядчиком на нефтяных месторождениях Кокорева, в 1874 году открыл первую контору по добыче нефти, но до миллионов было еще далеко.
В 1893 году Шамси Асадуллаев основал собственную нефтяную компанию с капиталом 500 рублей. Имея уже большой опыт работы в нефтедобыче, он покупает участок земли, показавшийся ему перспективным. Расчёт оказался верен, на участке забил сильный нефтяной фонтан. С этого времени начался стремительный взлёт Асадуллаева. Всего за 10 лет он становится одним из крупнейших нефтепромышленников России.
В то время в Баку работал Совет Съезда Бакинских нефтепромышленников, в который вошёл и Шамси Асадуллаев. Одним голосом в Совете обладала фирма, добывавшая от 100 до 500 тысяч пудов нефти в год, вырабатывающая от 100 до 200 тысяч пудов масел и других углеводородов и перекачивающая от 1 до 2 миллионов пудов нефти и нефтепродуктов. Дополнительные голоса можно было получать, значительно превысив «проходной балл» в Совет. У Асадуллаева было 10 голосов, его компания входила в десятку крупнейших нефтепромышленников, пропустив вперёд только Нобеля (18 голосов), Ротшильда, Шибаева, Манташева и Нагиева.
Асадуллаев имел танкерный флот, занимался строительством собственных нефтепроводов, что было в то время новым словом в технике. Отделения фирмы работали в Астрахани, Баку, Белостоке, Варшаве, Казани, Кинешме, Нижнем Новгороде. Самаре, Саратове, Царицыне, Ярославле. Главные конторы Асадуллаева находились в Баку и в Москве. Капитал фирмы в 1913 году составлял более 10 миллионов рублей.
Как часто бывало, человек, не имевший возможности получить хорошее образование, особенно остро чувствовал необходимость помогать в учении тем, у кого такой возможности тоже не было. Шамси Асадуллаев выделил значительные суммы на строительство в Баку здания Реального училища, ныне в нём работает Азербайджанский Экономический университет. В Александровском Тифлисском учительском институте Асадуллаев учредил две стипендии своего имени.
На деньги нефтепромышленника получали высшее образование в Западной Европе и России многие молодые мусульмане, независимо от их национальности. В 1901 году с помощью Асадуллаева окончил Петербургский институт гражданских инженеров первый дипломированный архитектор-азербайджанец Зивэр-бек Ахмедбеков, впоследствии главный архитектор Баку.
В Москве на деньги Асадуллаева в 1913 году был построен культурный центр в Татарской слободе (Малый Татарский переулок, 8 — здание сохранилось). Здесь работала школа с бесплатными обедами для учащихся, издавались и печатались на татарском языке две газеты, проводились встречи молодёжи, осуществлялась обширная культурная программа. В мае 1917 года в этом здании прошёл Всеобщий Всероссийский мусульманский съезд. Культурный центр продолжал работать до Великой Отечественной войны.
В Москву миллионер переехал в 1903 году. Сначала он жил на съёмной квартире, а 12 декабря 1906 года купил у супруги бывшего московского губернатора Григория Ивановича Кристи дом на Воздвиженке, 9. В 1907 году Шамси Асадуллаев женился. Можно предположить, что дом на Воздвиженке был куплен к предстоящей свадьбе.
К доставшемуся ему роскошному особняку, фасад которого был оформлен в 1853 году в модном тогда романтическом стиле с элементами «русско-византийского» зодчества (тонкие колонки по углам, орнаментальный фриз), новый владелец пристроил угловую башню с куполом и высоким флагштоком и неоклассический корпус вдоль Крестовоздвиженского переулка. Автором проекта был Павел Заруцкий – автор многочисленных доходных домов в Москве.
Таким образом в 1907 году сложился архитектурный образ дома, до сих пор определяющий облик этого отрезка Воздвиженки.
В своем новом доме Шамси Асадуллаев занял квартиру из 11 комнат площадью 1990 кв. сажен во втором, парадном этаже главного корпуса по Воздвиженке и 5 комнат в антресольном этаже (ещё 99 кв. сажен). В описи 1915 года о квартире, тогда уже принадлежавшей его вдове, говорилось: «Большинство комнат отделано с дворцовой роскошью, имеет роскошные лепные потолки, стены обиты шелковой материей и оценена в 12000 руб. со всеми принадлежностями как то: каретным сараем, конюшней хорошей отделки, площадью около 55 кв. саж. и проч.»
Кроме квартиры владельца в доме на Воздвиженке также находилась контора компании Асадуллаева; часть помещений сдавались внаём.
Дом на Воздвиженке стал не только украшением улицы, но и памятью об одной из самых необычных матримониальных историй Москвы начала ХХ века. История женитьбы Шамси Асадуллаева — одно из таинственных мест его биографии. Когда он принял решение вступить во второй брак, в Баку у него оставалась жена Мейранса-ханум и пятеро взрослых детей. Невесту его звали Мария Петровна. Однако законы Российской империи не разрешали браки между православными и мусульманами. Из представителей других христианских конфессий только протестантам дозволялось заключать официальный брак с мусульманином. Брак состоялся благодаря тому, что Мария Петровна была по исповеданию лютеранкой.
Мы ничего не знаем о происхождении Марии Петровны Асадуллаевой. Даже её прежняя фамилия в разных источниках разная. Одни называют её Николаевой, другие дочерью сенатора Лебедевой. Однако в списках Сената в конце XIX — начале ХХ века сенатора Лебедева нет. Но как бы то ни было, жена купца 1-й гильдии Мария Асадуллаева сумела занять подобающее статусу ее мужа место в московском обществе. Как было принято в среде богатых москвичек, она занималась благотворительностью, состояла в обществе, помогающем беспризорным детям. Благодаря Марии Петровне, дом Асадуллаева на Воздвиженке стал местом светских приёмов, званых обедов и праздников.
Первая жена и дети мужа приняли Марию Петровну в штыки. Ходили слухи о сомнительном поведении молодой жены Асадуллаева до замужества, однако никаких фактов никто не приводил. А вокруг завещания миллионера разыгралась целая семейная драма. Согласно завещанию, значительную часть капитала наследовала Мария Петровна, а дети и бывшая жена Мейранса должны были довольствоваться сравнительно небольшими суммами. Владимир Гиляровский оставил нам легенду, о том, что как только о завещании стало известно горячим и решительным родственникам Асадуллаева, они стали преследовать Марию Петровну. На нее и на Шамси-агу готовились покушения.
Положение якобы спасла одна фраза, добавленная адвокатом Плевако в текст завещания. Теперь в случае насильственной смерти завещателя или его супруги всё состояние должно было быть передано на благотворительные цели. Бакинские родственники предпочли примириться с Марией Петровной и возобновить мирные отношения.
Однако сразу же после кончины Шамси-аги судам в Баку и в Москве пришлось разбирать иск его сына Мирзы Шамсиевича ко вдове. Мирза Шамсиевич пытался доказать, что брак его отца был незаконным, так как Мария Петровна, будучи христианкой, вышла замуж за женатого человека. В ответ Мария Петровна заявила, что приняла ислам ещё в 1906 году и что к этому времени Шамси Асадуллаев уже был в разводе.
Говорят, что Мария Петровна отличалась не только эффектной внешностью, но и сильным характером. После смерти мужа до 1917 года она управляла нефтяной компанией вместе с Мирзой и Али Шамсиевичами Асадуллаевыми. Затем следы этой женщины теряются. А сын Шамси Асадуллаева Мирза продолжил дело отца. В 1917 году он стал председателем Совета Съезда нефтепромышленников Баку. После провозглашения Азербайджанской Демократической республики он был избран депутатом парламента, а в 1918-1919 годах занимал пост министра торговли и промышленности Азербайджана. После установления в 1920 году в Азербайджане советской власти Мирза Асадуллаев вынужден был уехать во Францию. Он скончался в 1938 году в возрасте 63 лет и похоронен на кладбище в Бобиньи.
Среди потомков Шамси Асадуллаева выделяется дочь его сына Мирзы Умм эль-Бану. Она большую часть жизни прожила во Франции и стала известной писательницей, писавшей на французском языке и подписывающей свои произведения просто Банин. Банин поддерживала связи с русской эмиграцией, была близко знакома и переписывалась с Буниным, Тэффи. Среди её друзей и корреспондентов философ Эрнст Юнгер, Андре Мальро и другие. Интересно, что Банин была внучкой сразу двух богатейших бакинских нефтепромышленников – Шамси Асадуллаева и Мусы Нагиева.
А дом вдовы Асадуллаева на Воздвиженке после Октябрьской революции был национализирован. В 1918 году там короткое время размещался Наркомат по морским делам, а затем Агитпроп ЦК РКП(б), редакция журнала «Красная новь», редакция «Крестьянской газеты». Были там и жилые квартиры. В начале 1920-х среди обителей дома выделялся Илларион Вардин (Мгеладзе) – пламенный коммунист, большевик с 1906 года, в годы Гражданской войны начальник политотдела Первой конной армии Буденного, заведующий подотделом печати Агитпропа, публицист и беспощадный литературный критик, не знавший границы между художественным анализом творчества и политическим доносом. Главным оценочным критерием его критики была классовая и партийная позиция писателя. В то время Вардин был близок к Сталину – тогда еще не единственному и всесильному «вождю», а одному из триумвиров, вместе с Зиновьевым и Каменевым противостоящему Троцкому. В начале 1924 года через свою близкую подругу Анну Берзинь, в то время работавшую редактором отдела массовой литературы Госиздата, Вардин познакомился с Сергеем Есениным — не только знаменитым поэтом, но и не менее знаменитым хулиганом. Они быстро подружились, Вардин, старший пятью годами, влиятельный человек с большими связями в литературных кругах и партийной верхушке, взял Есенина под свое покровительство, а поэт в шутку называл его «отцом».
Дружба Есенина и Вардина была парадоксальна. По вардинской классификации, Есенин наряду с Клюевым, Маяковским, Пильняком, Зощенко, Всеволодом Ивановым, Шишковым, Бабелем был писателем-«попутчиком» – идеологически невыдержанным, политически несознательным в отличие от истинных «пролетарских писателей». Литературный журнал «На посту», редактором которого был Вардин, жестоко клеймил «попутчиков» и вел открытую борьбу против привечавшей их «Красной нови», где печатался Есенин.
«Первый период Вашего творчества — отражение крестьянского стихийного протеста. Второй период — Вы «оторвались от массы» и очутились в городском мещанско-интеллигентском болоте — гниющем, вонючем, пьяном, угарном. Третий период — Вам начинает удаваться выявление крестьянской революционной сознательности. Но от ошибок, от предрассудков Вы, разумеется, не свободны…», — наставительно писал Есенину Вардин.
Тот болезненно воспринимал попытки заставить его писать «по линии»: «Будет такая тоска, что мухи сдохнут». И тем не менее личные отношения Есенина и Вардина оставались очень теплыми. «Он чудный, простой и сердечный человек. Все, что он делает в литературной политике, он делает как честный коммунист. Одно беда, что коммунизм он любит больше литературы», — характеризовал Есенин Вардина в письме к сестре Екатерине.
Вардин выручил Есенина в трудную минуту – весной 1924 года по просьбе Берзинь устроил его перевод из Шереметевской больницы (ныне Институт им. Склифосовского) в Кремлевскую больницу, находившуюся в Потешном дворце, тем самым избавив от ареста, ожидавшего поэта за предшествующие скандальные выходки, а после выписки поселил у себя в просторной квартире на Воздвиженке, 9.
20 марта 1924-го Есенин переехал к нему. Вардин был женат, и в его семейном быту Есенин ненадолго обрел покой. По воспоминаниями литературного секретаря Есенина Галины Бениславской, там он, «разумеется, стеснялся пить по-прежнему», а Вардин, со своей стороны, «со своей кавказской прямотой как хозяин квартиры легко выставлял всех литературных собутыльников Есенина и прощелыг». Исключение составлял 19-летний поэт Иван Приблудный — неразлучный приятель и «адъютант» Есенина, которому Вардин тоже нашел место у себя.
Обстановку жилища Есенина описывает в своих воспоминаниях Наталья Милонова – впоследствии жена Приблудного: «Есенин жил в небольшой, очень просто убранной комнате. Помню только кровать, фотографию детей Есенина в матросских костюмчиках в исполнении фотографа Наппельбаума и большую коробку пудры «Лориган» на окне».
Впрочем, поэты не были удобными квартирантами. «Приходя домой, Вардин снимал пиджак и вешал его на спинку стула. Однажды Есенин из озорства пропил деньги, лежавшие в пиджаке гостеприимного хозяина», — вспоминал партийный деятель и дипломат Федор Раскольников. Что касается Приблудного, то он, обиженный тем, что хозяин воспринимал его как приложение к Есенину, вскоре ушел от Вардина в общежитие.
Краткий эпизод пребывания Ивана Приблудного на Воздвиженке, 9 не стоил бы упоминания, если бы не удивительная особенность этого дома притягивать к себе не только литераторов, но и людей, служивших прототипами героев их произведений. Вот и Иван Приблудный (настоящее имя Яков Овчаренко) – автор текста знаменитой блатной «Мурки», послужил прототипом непутевого поэта Ивана Бездомного из «Мастера и Маргариты» Булгакова, составив компанию князю Николаю Волконскому (прототип старого князя Болконского из «Войны и мира») и княжне Прасковье Щербатовой (прототип Китти Щербацкой из «Анны Карениной»).
Вардин устраивал у себя литературные вечера, центром которых был, разумеется, Есенин. «За бутылкой красного «Напареули» Есенин по просьбе хозяина и гостей читал новые стихи. Он декламировал всегда сидя, без театральной аффектации, тихо, с грустью и задушевностью, свойственными ритму и содержанию его стихов. Когда его хвалили, он искренне улыбался широкой, детской улыбкой и со смущением встряхивал густой копной вьющихся желтых кудрей. Ясные голубые глаза сияли от радости», — вспоминал Раскольников.
Один из таких поэтических вечеров описывает Наталья Милонова: «Когда мы приехали, Есенин уже читал. Большая, ярко освещенная комната была полна народа. Посередине стоял небольшой диванчик, а, может быть, большое кресло, на котором он сидел, а вокруг группировались гости. Мы вошли во время чтения, и, чтобы не привлекать к себе внимания, остановились у дверей, прямо против чтеца. Это был уже не тот победоносный Есенин, который читал «Москву кабацкую» — он был какой-то тихий, вроде печальный. Он закончил. Со всех сторон посыпались просьбы прочесть и то, и другое. «Я прочту ещё раз «Письмо к матери», — сказал он и посмотрел на меня, — «Наташа не слышала». После этого я уже просто не могла сдвинуться с места, так и стояла столбом у двери и только боялась заплакать.
Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб, тебя не видя, умереть.
В этих недавно написанных стихах чувствовалась еще свежая боль. Он читал «Годы молодые, с забубенной славой…» и еще многое другое».
Поэт прожил на Воздвиженке, 9 совсем недолго – всего около месяца; в середине апреля он уезжает в Ленинград, практически бежит из Москвы, узнав о том, что Вардин и Анна Берзинь хлопочут об отправке его на лечение в Крым. Но памятью об этом коротком периоде его жизни стало знаменитое «Письмо к матери» («Ты жива еще, моя старушка…»), написанное именно здесь – в доме Болконского.
Жить Есенину оставалось менее двух лет.
Вардин покинул дом на Воздвиженке через год. В его жизни началась черная полоса. Утративший доверие Сталина, причисленный к «левой оппозиции», к троцкистам, он то исключается из партии, то восстанавливается, то снова исключается. Его журнал «На посту» закрыт, его книги, признанные идеологически вредными, распоряжением цензурного ведомства – Главлита, изымаются из библиотек. Наконец в 1938 году он был арестован и приговорен к десяти годам тюремного заключения. 27 июля 1941 года Илларион Вардин был расстрелян на полигоне в поселке Коммунарка.
Post scriptum. 6 мая в Москве началось разрушение еще одного произведения архитектора Павла Александровича Заруцкого — доходного дома Прошиных по адресу: 1-я Тверская-Ямская, 22.
Построенный в 1905 году, в творчестве этого мастера он предшествовал работе по заказу Шамси Асадуллаева на Воздвиженке. Его отличительная особенность — тонкий фасадный декор, выполненный в редкой и сложной технике сграффито. В постройках московского модерна ничего подобного больше нигде не встречается. Нарядному пятиэтажному дому в стиле модерн не повезло оказаться зажатым между двух более молодых семиэтажных зданий; при этом дом Прошиных не имеет никакого охранного статуса. Соблазн был слишком велик, и застройщик добился признания дома, отремонтированного в 1998 году, аварийным и согласовал проект сноса до фасадной стены и сооружения на его месте нового семиэтажного объема с трехуровневой подземной частью. Фасаду Заруцкого в этой девелоперской операции отводится роль фигового листка, прикрывающего очевидное — уничтожение очередного беззащитного исторического здания в самом центре Москвы.
Записи
