В гостях у сказки
Александр Можаев
Сегодня прогрессивное человечество празднует 160-летие со дня рождения Алисы Лиддел, той самой девочки, познакомившейся на улице Оксфорда с профессором Чарльзом Лютвиджем Доджсоном и превратившей его в знаменитого Льюиса Кэрролла, а себя – в мифическую героиню, без которой невозможно представить современную европейскую культуру. У меня родилось несколько тостов по этому поводу, ибо вы все про именинницу, в лучшем случае, в книжке читали, а я знаю чуть больше. Я имел честь быть представленным госпоже Алисе Лиддел пару лет назад, на Таганке, в гостях у автора классического русского перевода «Приключений Алисы» Нины Демуровой. Знакомство было не фигуральным, а совершенно взаправдашним: в Москве гостила одноименная правнучатая племянница музы Льюиса Кэрролла.
Обаятельная стройная англичанка, специалист по работе с трудными детьми, прямой потомок не самой Алисы, а её брата, Генри Лиддела. Я, конечно, догадываюсь, что эта Алиса не совсем та, которая в книжке, но мне это не кажется принципиальным. У меня, например, на стене висит вот какой замечательный экспонат: фотография Алисы Лиддел, сделанная самим Льюисом Кэрроллом, и подписанная самой Алисой Лиддел, спустя полторы сотни лет. Мне это очень нравится. На обратной стороне открытки начертано: «Дорогой Саша, приезжайте в гости, графство Сомерсет, хутор такой-то». Ну я взял да поехал. От Таганки до Сомерсета дороги всего-то семь часов, а там холмы, соловьи, стада овечек, древние древности на каждом повороте дороги. Алиса, как полагается девушке из хорошей семьи, живёт в доме 15 века, здесь это совершенно никого не удивляет. Живёт с супругом Китом Алленом, похожем на известного заграничного, два года не могу вспомнить какого именно, артиста. Также здесь обитают феерический карликовый пёс Элфи и свойственное ландшафту овечье стадо. Овечки бегают за Алисой как курята и разговаривают совершенно человеческими голосами.
По случайному совпадению, я прибыл в Сомерсет позавчера, как раз накануне юбилея. Ехал и думал: там сейчас наверное не до гостей, подготовка к празднованию, суета, журналисты, вино стынет в холодильнике, деревенский оркестр разучивает специально сочиненный вальс. Нет, ничего подобного – один лишь холодильник оправдал мои ожидания. Я вообще не уверен, что Лидделы вспомнили бы о юбилее, если б не мой внезапный визит. Они спросили: «Дорогой Саша, а почему вас это так взволновало? Для вас так много значит творчество Льюиса Кэрролла?» И тут я прямо задумался. По правде говоря, нет, ничего такого особенного: сама по себе книга никогда не была в числе любимых. Я больше люблю читать комментарии с расшифровкой спрятанных в ней ребусов, фокусов и шахматных партий. И мне ужасно интересен миф, сложившийся вокруг книги, вернее бесконечность его трактовок. Например, мне в детстве очень нравился советский мультфильм про Алису, особенно его озвучка. Как известно, люди делятся на тех, кто рыдает, или не рыдает, слушая грустную песню Белого рыцаря. Так вот я до сих пор неизменно рыдаю, причём исключительно правым глазом, слыша, как её исполняет артист Караченцев. А про версию Тома Уэйтса вообще нельзя говорить без содрогания. А если вы слышали версию Уэйтса в версии Джейн Биркин, то это нечто совсем другое, ну и так далее, до бесконечности…
Сама Алиса, как мы помним, не очень-то рыдала при рыцарях. Волшебный ребенок вырос обыкновенной женщиной, с трудной судьбой (двое из трех её сыновей погибли в Первую мировую) и, как говорят, не самым простым характером. Но она не забыла Кэрролла: последний раз они встречались, когда ей было 39, а ближе к старости она написала о нём мемуары. Прекрасно, что музой холостого взрослого дядьки стала не порочная женщина в декольте, а маленькая темноглазая девочка. Мы с Алисой (да, теперь я могу так говорить!) спорили о том, написал ли бы Кэрролл эту книгу без Алисы? Или обошелся бы, например, сборником математических каламбуров? Могла ли на её месте оказаться любая другая девочка? Она, говорят, была изрядной кокеткой, но дело не только в этом. Важнейшая часть книги, придающая ей это прекрасное, нежно-драматическое звучание, «витающую грусть» – финальный акростих «Life, what is it but a dream?», в котором зашифровано полное имя Алисы. Столь изящное и трудоёмкое посвящение – знак особой любви и дружбы. Она действительно была его Музой, и ей-богу, это стоит того, чтобы выпить сегодня в её честь. И может быть, с особой добросовестностью стоит выпить именно нам, именно здесь, именно сегодня.
Вспомним, что Москва имела удовольствие принимать Льюиса Кэрролла на своих просторах, а он отблагодарил её рядом восторженных отзывов. Во время своего визита летом 1867 года он жил в гостинице Dusaux Hotel в Театральном проезде. Он был в Малом театре и Зоологическом саду. Он посетил Кремль, где от злата-серебра в глазах рябит «словно от ежевики». Был на службе в Петровском монастыре, поднимался на Воробьёвы горы, на Ивана Великого и Симоновскую колокольню. Ну и много чего ещё, научился торговаться с извозчиками, пытался говорить по-русски. Язык заинтриговал его изобилием долгих и «устрашающих» слов, например «zashtsheeshtschayjushtsheekhsya – родительный падеж множественного числа причастия, означающий тех, кто себя защищает».
И наконец, нельзя забыть и о том, что у них Кэрролл, а у нас Гоголь, Хармс и так далее, что абсурд – наше всё, и особенно в этом сезоне. Я не знаю, где ещё на белом свете есть такая же весна, заголовкам новостей последних месяцев подивился бы самый прожжёный Мартовский Заяц. И честное слово, не я первый завёл за столом у Лидделов разговор о всё более и более страннеющих российских реалиях. Вот и ладно, we’re all mad here, будем здоровы!
Хотя главное очарование мифа об Алисе не в яркости психоделических образов, не в сложности логических и алогических построений, не в бескрайнем просторе для творчества толкователей, трактователей и экранизаторов. Кэрролл изловчился поймать и сберечь для Алисы не просто «день из детства», но ещё более неуловимую вещь: детский сон, драгоценный подарок Белого Рыцаря, которым, как известно, является сам Кэрролл. Сказки придуманы по просьбе десятилетней Алисы, но посвящены ей повзрослевшей, уже перепрыгнувшей через последний ручей. Это песня о бесконечности детства, о лете, которое прошло, но не поблекло, о том, что годы спустя Алиса продолжает видеть солнце, запутавшееся в волосах Белого рыцаря.
По-моему, вполне себе зазеркальная Москва, город, который мы любим скорее за волшебные сны и воспоминания, нежели за то, что видим на самом деле, может гордиться дружбой Льюиса Кэрролла. Я, например, горжусь, и поднимаю за неё бокалы не только в дни юбилеев. У меня есть такая собственная тайная манера – распивать принесенные с собой спиртные напитки на крыльце музея Ленина – довольно приятное и укромное место для несанкционированных фуршетов, тонкая форма социального протеста. Благодаря Нине Михайловне Демуровой я знаю, что Кэрролл увлекался дегустацией крымских вин в трактире у Воскресенских ворот, буквально в сотне метров от моего фуршета – стоя здесь, вполне можно поднимать бокалы за здравие соседнего столика. Можно даже блюсти зафиксированную дневником Кэрролловскую диету: krimskoe, perashkee, kotletee. Итак, третий тост – за нашего дорогого гостя!
И дорогой гость отвечает нам праздничной речью:
«…Мы бродили по удивительному городу – городу белых и зеленых кровель, конических башен, выдвигающихся одна из другой, словно в подзорной трубе, городу золоченых куполов, где, словно в кривом зеркале отражаются картины городской жизни; городу церквей, которые снаружи похожи на кактусы с разноцветными отростками, а внутри всё увешано иконами и лампадами и до самого потолка расписано красочными фресками… Я думаю, что Москва была самым замечательным, что я когда-нибудь видел».
Здоровье королевы Алисы!
Написано для Strana.ru
Записи
2 комментария