Тяжелый случай
Александр Можаев
На последней «Арх Москве» был выставлен реализованный проект реконструкции и надстройки усадебного флигеля 18 века в Брюсовом переулке. С принципиальной точки зрения «Архнадзора» радоваться совершенно нечему — все мы здесь знаем, что действующим законодательством на памятниках архитектуры допускается лишь реставрационная деятельность. Но как ни парадоксально, этот проект является итогом сложной игры, позволившей спасти дом от сноса, официально согласованного правительством Москвы ещё в 2002 году. Сейчас подобный компромисс мы назвали бы недопустимым, но надо помнить, что несколько лет назад игра шла по иным правилам.
Начнём с официальной части. В тексте ППМ №866, подписанного Ю.М.Лужковым, однозначно сказано: «внести изменения в части функционального назначения здания по Брюсову пер., д.2/14, стр.9 и использование его под нежилые цели со сносом (разборкой) аварийных конструктивных элементов, с полной перепланировкой, сменой межэтажных перекрытий». Понятно, что на деле это означало бы полный снос ветхого памятника. Инвестор брал на себя расходы по реставрации главного дома усадьбы Брюсов (развёрнутое к Большой Никитской строение 8), в обмен на это получал благословение на строительство бизнес-центра в переулке.
Напомню, что в 2002 году Москву сносили легко и весело, сносили и не такое, прессу тема практически не интересовала, народ безмолвствовал, ограниченное число несогласных экспертов не могло противостоять отчаянному напору «инвестиций в строительство». Лужков готовил сносы Военторга и «Москвы» за их якобы неисправимой ветхостью. У действительно ветшайшего Брюсовского флигеля шансов почти не было.
В 2004 году в качестве проектировщиков на объект было приглашено архитектурное бюро «Рождественка». На первых порах перед ними стояла не столько архитектурная, сколько дипломатическая задача. Было ясно, что максимум, на что можно рассчитывать — сохранить и реставрировать старую часть дома. Ветхую советскую надстройку однозначно приходилось заменять новой — инвестор получил пятиэтажный дом и не имел намерений вдвое сокращать его площадь. Фактически речь шла о серьёзном компромиссе с охранным законодательством.
Далее предоставим слово директору «Рождественки» Наринэ Тютчевой: можно ли было не браться за этот не вполне «чистый» заказ?
«Можно, и я на самом деле жутко вибрировала по поводу этой надстройки, она — не наше решение. Но мы на это пошли, пытаясь сделать так, чтобы получилось уместно, не бросалось в глаза и не раздражало. Не потому, что кто-нибудь другой сделал бы это хуже, а потому что другой, скорее всего вообще не стал бы морочиться. Ведь это было дико тяжело ещё и технически. Но я наверняка знала, что если откажусь от заказа, дом снесут.
Заказчик выиграл конкурс, в ИРД было указано, что ему достается комплекс из федерального памятника и не памятника постройки 1930-х. Это подразумевало реставрацию одного и снос другого строения с последующим строительством бизнес-центра. А потом выяснилось, что в документах были перепутаны номера строений, и флигель тоже оказался памятником 18 века, с каменной резьбой на фасадах, с двухэтажной надстройкой из шлакоблоков, в ужасном техническом состоянии.
Месяца три мы убеждали заказчика в том, что реставрация обойдется дешевле сноса, а потом вдруг оказалось, что дворовый фасад флигеля сделан вприкладку и теперь сползает, как чулок. Ничего, оказалось, что и это не так страшно – сделали вычинку, облегчили здание, сняв надстройку, инъектировали фундамент. А потом нашли возможность устроить под флигелем подвал: пересадили дом на сваи двадцатиметровой глубины, начали вынимать землю, вывешивая внутренние стены на балки, то есть надстроили дом снизу, полностью сохранив систему сводов в первом этаже. Кроме того, в подвал убрано всё техническое оборудование, что дало возможность освободить сводчатые помещения для обзора. А на фасаде восстановлен декор 18 века, белокаменные детали, большей частью подлинные.
Вместо разобранной шлакоблочной появилась новая трёхуровневая надстройка той же высоты, как компенсация инвестору за его терпение и непредвиденные расходы. Мы решили убрать неизящный брандмауэр лопатой, проработали сто разных вариантов материала и формы, и пришли к выводу, что наиболее тактичным будет стекло. Нас предупреждали, что мы беремся за нерешаемую с архитектурной точки зрения задачу: надстройка равна по высоте основанию, но по пропорциям они не должны быть одинаковы. Мы остановились на фасаде, который выглядит такой заваливающейся внутрь гармошкой, что также скрадывает размеры. Есть еще и второй момент: фасад надстройки обращен на юго-запад, с этой стороны идет очень сильный перегрев, а огромные холодильники на крыше не проходили по нормам и увеличивали исходную высоту. После того, как мы завалили фасад, поменяв плоскости стекол, расчетный перегрев сразу снизился почти на 40%.»
Одновременно «Рождественкой» выполнено приспособление интерьеров реставрированного главного дома усадьбы Брюсов (17-18 вв.).
Следующий этап работ в переулке, пока всего лишь проектируемый — реконструкция соседнего строения №10, а вернее новое строительство на месте маловыразительного здания 1930-х годов.
«Любое дерево хорошо и долго растёт, если посажено в родную почву и органично для своего климата. Поэтому, подходя к новому строительству в исторической среде, мы пытаемся эту почву изучать, понимая, что мы здесь не первые и не последние. Проектированию предшествует изучение натуры, работа с архивами, чтобы понять историю и внутренний сценарий этого места. Проект строительства нового дома Брюсовом переулке – это такой условный палимпсест, попытка угадать мелодию. Окружающая застройка очень пёстрая, увлекательная — рядом присутствуют и модерн, и классика, и неоготика. Единый объём проектируемого дома разбит на два фасада, один из которых перекликается с кирпичной фактурой готического костёла, другой – хранит память о предшествующем псевдоконструктивистском доме. Сам по себе сносимый дом не имеет художественных достоинств, однако же простоял здесь без малого 80 лет и тоже стал частью архитектурного сюжета улицы.»
…А теперь несколько слов о самой проблеме, заявленной в тексте — назовём её, к примеру, проблемой реституции пространства. В Москве присутствует огромное количество архитектурных памятников, не просто имеющих надстройки того или иного периода (нередко их можно считать вполне органичными этапами строительной истории дома), а именно безобразящих, дисгармоничных элементов. Характерный пример — дом Тутолмина на Швивой горе, один из лучших дворцов классической Москвы, ныне имеющий облик казённой советской постройки. Однако реставрации, сопровождаемые избавлением памятников от лишних наслоений, памятны лишь по советской практике (например, Английский двор).
Или же памятники, подобные рассмотренному Брюсовскому флигелю: временные советские надстройки, не могущие быть частью предмета охраны, но прописанные в документах БТИ, являющиеся чьей-то собственностью (вспомним погорелые этажи многострадальных палат Гурьевых). Или надстройки, очевидно искажающие знаковые панорамы исторического центра (например, Кадашевская набережная). Или откровенно противозаконные самострои последних лет — если дом успели перепродать, то как требовать разрушения мансард с тех, кто их не ставил?
Город должен иметь программы, нацеленные на последующую ликвидацию откровенно диссонирующих элементов архитектурной среды. Но на практике ничего подобного ещё не происходило, спасти памятник от уродства и узаконенных надстроенно-пристроенных площадей пока что может лишь добрая воля собственника. А это, как вы понимаете, нечто подобное иногда стреляющей палке.
PS: В настоящее время демонтируются верхние этажи так называемого «Царёва сада» — одной из самых вредоносных новостроек лужковского времени. Ордынка вот-вот увидит позабытые было шатры кремлёвских башен, но надолго ли? Если демонтаж бетонных конструкций окажется лишь очередным подарком фирме «Сатори», скоро мы вновь будем смотреть на то, как один из лучших исторических видов столицы скрывается за ярусами шестизвёздочных апартаментов «в арабском вкусе»…
Записи
6 комментариев