Вечная память
Наталья Самовер
30 октября — День памяти жертв политических репрессий. Не праздник, но красный день календаря; красный то ли от крови, то ли от стыда.
В Средние века в городах Западной Европы, страдавших от смертоносных эпидемий, был обычай рисовать крест на доме, где есть умершие от чумы. Прохожий, двигаясь по улице, ощущал, что идет по стопам смерти. Тут была чума, и тут, и тут… В каждом доме или почти в каждом. Когда чума уходила, в память о ее жертвах воздвигались памятники – чаще всего храмы, а иногда колонны и обелиски или общественные здания.
Топография политических репрессий подобна топографии чумы. Террор наполнил собой город. Он не витал где-то в околовластных эмпиреях, он ходил по домам, врывался в квартиры, разбивал семьи. Но в Москве есть только один мемориал такого рода, устроенный прямо по месту жительства. Еще в 90-х годах жильцы старинного дома по адресу: Маросейка, 13 строение 2 установили в проездной арке скромную мемориальную доску в память о своих соседях, чьи жизни перемолол беспощадный ХХ век.
29 октября 2011 года «Архнадзор» включился в акцию «Возвращение имен», ежегодно проводимую Международным обществом «Мемориал» накануне Дня памяти жертв политических репрессий.
Мы решили пометить табличками дома, где террор оставил свой след, чтобы хотя бы на день сделать зримым целый пласт исторической памяти, вычищаемый, вымываемый, вытесняемый из общественного сознания.
Часто нам приходится отвечать на один и тот же вопрос: «Зачем вы стремитесь сохранить эти старые дома? Ведь это сложно и дорого. Лучше снести их и выстроить новые, которые будут выглядеть точно так же». В ответ мы пускаемся в сложные рассуждения о подлинности материи и об исторической городской среде, которая представляет собой овеществленную историческую память, состоящую из множества видимых и невидимых слоев. А может быть, проще повесить на фасад вот такую небольшую табличку, говорящую о том, что именно из этого дома ушел, чтобы никогда не вернуться, безвестный человек – жертва и мученик. Новодел, пусть даже он как две капли воды будет похож на старый дом, уже не будет хранить звук его последних шагов. На новодел не повесишь табличку. Он будет пуст, холоден и безжизнен, потому что жизнь приходит к домам только вместе с памятью.
Мы выбрали для своей акции маленький кусочек исторического города вокруг Никольской и Маросейки. Большой Черкасский, Богоявленский, Ветошный, Большой Златоустинский, Армянский, Петроверигский, Старосадский, Большой Спасоглинищевский… Огромные многоквартирные дома и маленькие особнячки. Конструктивизм, классицизм, эклектика. Всего 52 дома, откуда в годы политических репрессий 1930-50-х годов отправились на смерть 203 человека. А в центре всего – Расстрельный дом (Никольская, 23), где с начала 1930-х до конца 1940-х годов размещалась Военная коллегия Верховного суда СССР. Нет, в этом доме не расстреливали, на его камнях нет крови. Но по приговорам, вынесенным судьями, трудившимися в этом здании, только в 1936-1938 гг. были казнены 31456 человек, в том числе 7408 — в Москве.
Этот дом посреди кипящей Никольской пуст и мертв уже много лет.
Там на грязной, непроницаемой как саван сетке мемориальцы и архнадзоровцы закрепили полотнище с изображением его фасада – чтобы город вспомнил лицо Расстрельного дома, и со страшными цифрами – чтобы вместе с памятью попробовать пробудить совесть.
С 2006 года это здание находится в статусе выявленного объекта культурного наследия. За это время оно пережило несколько попыток снятия с охраны. Банк Москвы имел на него свои – сугубо коммерческие – виды. Скоро год, как контроль над Банком Москвы и всеми его активами перешел к другому банку — ВТБ (другими словами, к государству), но судьба дома по-прежнему неясна. Лишь грязнее становится сетка со стороны Никольской, да регулярно меняются рекламные баннеры на фасаде, обращенном в Театральный проезд.
Ни Правительство Москвы, ни Министерство культуры России не торопятся окончательно закрепить статус этого уникального, трагического памятника, достойного называться объектом культурного наследия федерального значения.
Совсем рядом, посреди Лубянки, в сквере у Политехнического музея лежит неприметный Соловецкий камень – главный символ памяти для всей страны. Но память самой Москвы как будто стерта. Ни одно здание в нашем городе не поставлено на охрану на том основании, что оно связано с историей репрессий 1930-50-х годов.
К сегодняшнему дню издано шесть путеводителей по истории политических репрессий в городах России — по Комсомольску-на-Амуре, Красноярску, Сыктывкару, Пензе, Воронежу и Рязани. По Москве такого путеводителя пока нет. Но есть сайт http://mos.memo.ru, где можно найти списки расстрелянных по адресам. Зайдите, поищите свою улицу, свой дом, свою квартиру.
Сводные списки жертв по всей стране – на сайте http://lists.memo.ru/ Зайдите, поищите знакомые фамилии.
Работа не окончена, списки продолжают пополняться.
На эти труды специалистов «Мемориала» мы опирались при подготовке акции. Результат поразил нас самих.
Кусочки белого пластика покрыли город как те чумные кресты.
Не было переулка без жертв.
Часто от одной таблички видна другая.
Иногда нам приходилось вешать свои таблички на нескольких домах подряд.
Один человек, два человека, три, пять… Десять, семнадцать, двадцать один…
Эта акция не претендует на роль полноценного увековечения памяти жертв политических репрессий. Мы не знаем, как долго продержатся наши таблички, но тот, кто их увидит, – не забудет.
Пока мы рыскали по переулкам, на Лубянской площади совершала свое мерное коловращение мемориальская акция «Возвращение имен».
С десяти утра до десяти вечера не иссякала небольшая, тихая очередь к Соловецкому камню. У каждого в руках свеча. В сумерках стало заметно — каждый человек это огонек. Камень утопает в цветах. Посреди площади негде скрыться от ветра. Стынут руки. Чтецы сменяют друг друга. На белом листке несколько имен и коротких биографий. Ровно полсуток над Лубянкой разносится: «Шофер… Молотобоец… Комбриг…
Медсестра… Писатель… Студент…» Русский. Еврей. Латышка. Поляк.
«Расстрелян… Расстреляна… Расстрелян…» Незримая толпа невинно убиенных час за часом постепенно заполняет площадь. «Мой отец… Мой дед… Мой прадед… Расстрелян… Сослан… Погиб в лагере…», — подняв глаза от листочка, добавляют чтецы.
Город отвечает молчанием.
Только в 1937-1938 гг. в Москве было расстреляно более 30 тысяч человек.
Вечная память.
Фотографии автора
От редакции: Всего пару лет назад, на Большой Лубянке, в доме, прилегающем к печально знаменитому «расстрельному» гаражу НКВД, функционировало кафе «Щит и меч». Вечерами сотрудники неких окрестных офисов весело пили в нём водку под портретами Ежова и Берии. Вывеска, зафиксированная на этой фотографии, обнаружена вчера в Большом Златоустинском переулке, между двумя домами, где жили НКВДшники. Из одного расстреляно 11 человек, из другого — 21…
Записи
25 комментариев