Вспомнить всё
Александр Можаев
В прошлом году я пропустил важную для меня годовщину – десятилетьем ранее бульдозер обрушил стены так называемых палат Пикарта на Софийской набережной – одного из интереснейших архитектурных открытий конца прошлого века. Юбилей юбилеем, но вспоминать противно, поэтому проехали его молча. Однако потом, листая один из последних номеров «Московского наследия», я с удивлением обнаружил, что по прошествии стольких лет кто-то вновь пытается продвигать официальную версию лужковских чиновников – памятник завалился без посторонней помощи. Раз так, то я всё же собрался с духом, поднял пыль в собственном архиве, и позвольте мне, как непосредственному свидетелю, поставить наконец точку в этой гадкой истории.
Возмущаясь искажением теперь уже исторической фактуры, я имею ввиду фразу из путеводителя по Острову, написанного для «МН» краеведом Дедушкиным, где говорилось: «В ночь на 13 ноября 2000 года произошло самообрушение памятника, хотя есть и другие версии причин его гибели». Я позвонил глубокоуважаемому Дедушкину и спросил: «Алексей, зачем вы это сделали? Унтерофицерская вдова сама себя высекла, но есть и другие версии происшедшего. Вы разве не видели фотографии со следами бульдозера на раскатанном здании?». А он оказывается ничего такого не делал и не писал, в его тексте палаты числились нейтрально утраченными. Правка была внесена кем-то из рецензентов Москомнаследия. Ну что же, давайте вернёмся на десять лет назад и посмотрим, как оно было. Кроме того, выдающийся памятник до сих пор не имеет отдельной научной публикации, во второй половине текста я попытаюсь отчасти наверстать это упущение.
1. Пикарт возвращается
Это была одна из самых живописных подворотен в городе. Всего в ста метрах шумели транспортные потоки Софийской набережной, а здесь всегда было тихо и безлюдно. Все дома выселены, ни служащих, ни случайных прохожих. За рекой, прямо напротив — Кремль. Долгий проход меж высоких кирпичных зданий, перетекающий из одного двора в другой и дальше, через длинную, дважды изогнутую арку. Кому понадобилось строить такую кривущую подворотню? Дом был непрост. За затейливым лепным фасадом особняка эпохи бурного развития капиталистических отношений скрывалась явная краеведческая тайна.
Дом № 6 по Софийской набережной, по имеющимся архивным данным, был сооружен в 18 веке. Предполагалось, что он мог включать более старые части, но никаких более конкретных сведений на этот счёт не было. Дважды горевший дом, перед революцией принадлежавший знаменитым Эйнемам, потихоньку обрастал деревьями. Внутри почти не оставалось целых перекрытий — чудовищный хаос из обгоревших балок, обломков лепных украшений и рассыпавшихся керамических печей. Надо было только вскарабкаться по обломкам парадной лестницы на второй этаж и сидеть тихо-тихо. И внимательно смотреть по сторонам.
Вот там показалась кладка из гигантского большемера, там следы давно разобранных сводов. Главные сюрпризы где-то совсем рядом. Топор, кувалда и рулетка — джентльменский набор краеведа. Работа почти ювелирная, один неосторожный удар может уничтожить важнейшие улики. И вот, из векового штукатурного плена появляются некогда роскошные узоры нарышкинского барокко. Для постороннего глаза это всего лишь неразбериха из криво натыканных обломков кирпича и камня. Но триста лет назад здесь был резной оконный наличник. Когда-нибудь сюда придут умные реставраторы, внимательно прочитают староглиняную тайнопись кирпичных узоров и вернут городу позабытую жемчужину зодчества.
Имена хозяев и строителей древних московских палат известны далеко не всегда. Какие-то страницы из жизни зданий, происходившие здесь события — редко. А у этого дома есть своя романтическая, хотя и не подтверждаемая документами история. В 1707 году в Москве побывал английский гость, рисовальщик Пикарт, оставивший по себе замечательную память. При помощи своего коллеги Бликланда Пикарт нарисовал панораму Кремля, Белого города и Заяузья, которая является лучшим и наиболее достоверным изображением древней Москвы. Отличительная черта гравюры — великолепно проработанное изображение двуверхой башни Каменного моста на переднем плане. Вы наверняка видели ее много раз — на календарях, в учебниках истории, в книгах о Москве.
Вряд ли Пикарт думал о том, что создаёт бестеллер. О чем вообще мог думать европеец, угодивший в самое сердце дремучей лесной державы? Возможно: «Кто эти люди, что я здесь делаю». Однако в конце 17 века в Москве не только медведи по улицам шастали, здесь хватало горожан образованных и на европейский манер просвещенных. Очевидно, что именно в этом кругу искал знакомств английский художник. Также очевидно, что именно этому кругу принадлежал неизвестный нам первый хозяин дома на Софийской набережной. И вот однажды Пикарт наносит визит своему новому знакомому. Типа вид у вас из окна увлекательный, и кормят поди не плохо. Работы не на один день, милостивый сир, а то я давеча вышел с этюдником к речке, так мне там чуть было ботфорты на уши не натянули — эй, художник, меня рисуй, ну вы понимаете…
Панорама Пикарта охватывает развёртку протяженностью почти в три километра и конечно, рисовалась с разных точек. Но для работы над центральной её частью вполне подходили окна верхнего этажа палат на Софийской. В связи с этим в конце 1990-х их стали именовать «палатами Пикарта», но конечно название это совершенно условное.
Обмеры выявленного памятника проводили специалисты «Росреставрации», однако древнее ядро здания было завалено мусором и весьма труднодоступно. Помощь в исследовании этих участков оказывала добровольная группа студентов и выпускников кафедры реставрации МАрхИ. Совместными усилиями была выявлена планировка и архитектура палат, включая прекрасно сохранившиеся фрагменты крыльца и сбитые белокаменные наличники в стилистике нарышкинского барокко. В общем, поначалу казалось, что вымороченный дом раскрывается и оживает на глазах.
А потом появилось постановление Правительства Москвы о сносе застройки Софийской набережной от Каменного моста и до Английского посольства (между прочим охранная зона Кремля — памятника ЮНЕСКО). Стоящие по набережной дома уже обладали статусом вновь выявленных памятников, но лес рубят – щепки летят. Как водится в ночь с субботы на воскресенье, 12 ноября 2000 года, опытными специалистами СУ-207 были снесены и древние палаты. Из органов охраны сообщили о том, что «дом упал – он же ветхий был». Прибыв на место, я увидел приведённую выше картину – гору кирпича с отчётливыми следами бульдозеров, на которой словно поверженные идолы лежали столбы уникального Красного крыльца…
Потом три часа кряду отбивался от охраны, требовавшей выдачи негативов (натурально, в кабинете, под портретом Юрий Михалыча). Потом нарисовал нижеследующую схему, вдохновляясь руинами послевоенной Варшавы – на фотографиях они выглядят точно так, но под завалами прекрасно сохранялись стены нижних этажей, которые живы по сю пору. Показывал эту схему на ЭКОСе, в УГКОиП — вдруг поможет.
Работы были формально приостановлены, но грузовики совершенно спокойно и неторопливо, в течении полугода продолжали расчищать территорию, вывозя на свалку оставшиеся части памятника. Прошло 10 лет, на месте палат и соседних строений фабрик Эйнема и Листа – пустырь. Периодически возобновляются разговоры о необходимости сноса последнего остатка усадьбы – выходящего на набережную флигеля – для расширения транспортного проезда.
Самообрушение, говорите…
OLYMPUS DIGITAL CAMERA
2. Что это было
В итоге от памятника остались лишь пока не раскопанные фундаменты, торцевая стена в составе соседнего дома 8, а также неполные обмеры и фотофиксация зондажей, что позволяет попытаться частично реконструировать облик уникального памятника раннепетровской архитектуры.
Первое известное документальное упоминание о доме относится к 1756 году, тогда это было владение «Новолинского пехотного полка Подпоручика Гаврила Дивова в 11 команде в приходе церкви Николая Чудотворца, что в Берсеневке». На протяжении XVIII — XIX вв. здание дважды расширялось пристройками в сторону набережной, последний раз уже при Эйнемах. Здесь жили хозяева известной кондитерской фабрики (ныне – «Красный октябрь»). На Берсеневской располагались её производственные корпуса, а здесь, позади дома – полиграфия конфетных фантиков. От конца 19 столетия сохранялись обращенная к реке открытая галерея с полукруглыми нишами по бокам, богато украшенный лепниной эркер над ней, а также остеклённая оранжерея – большой раритет в наше время.
Зондажи и наблюдения доступных частей выгоревшего здания, проведенных автором в 1998-2000гг., прежде всего обнаружили остатки наружного декора и позволили выявить объем палат, сохранявшийся на высоту 2-х этажей. Он представлял собой обращенное к Москве-реке прямоугольное строение с анфиладной внутренней планировкой (часть внутренних стен была разобрана при перестройках). На участках стен, сохранивших первоначальную большемерную кладку, часто встречалось клеймо «Н» (1690-е — начало XVIIIв.).
Парадный северный фасад был украшен оконными наличниками с белокаменными деталями. Во втором этаже фасада обнаружились фрагменты завершений трех богатых наличников, характерных для нарышкинского барокко. Левый из них сохранил также срубленные белокаменные кронштейны в нижней части. Обрамления окон нижнего этажа и дворового фасада не обнаружены. На всех 3-х доступных обозрению фасадах (кроме восточного) были видны фрагменты междуэтажного кирпичного карниза с поребриком. В первом этаже сохранялось несколько заложенных арочных дверных проемов. На фасаде были заметны следы плоских лопаток, соответствовавших местам примыкания внутренних стен. На отдельных участках стен была раскрыта хорошо сохранившаяся первоначальная темно-красная покраска, характерная для конца XVII века. Своды сохранялись только в восточном помещении 1-го этажа, в остальных — следы их примыкания. Не исключено, что второй этаж мог иметь плоские перекрытия.
Особый интерес представляет находка частей Красного крыльца – подлинные крыльца такой степени сохранности являются для Москвы исключительной редкостью (пальцев одной, даже не вполне полноценной руки за глаза хватит). При первых наблюдениях вызывала недоумение примыкающая с севера к основному объему палат стена, высотою в 2 этажа, прорезанная широкой аркой в сторону бывшего Суконного двора. Стена относилась к первому строительному периоду, не имела других проемов кроме упомянутой арки, толщина ее в уровне второго этажа — всего один кирпич. В XVIII веке стена была утолщена прикладкой изнутри.
Её назначение стало понятным после того, как внутри стены пристройки XVIII века был обнаружен восьмигранный столб древнего Красного крыльца. Открывшиеся грани великолепно сохраняли кирпичную профилировку и частично — срубленную белокаменную капитель. Уже после сноса дома в завале был найден второй столб (на нем уцелел даже профиль капители), сохранялись также основания арки между ними. Глухая западная стена таким образом являлась боковой стеной лестничного марша, обращенной к Суконному двору и имевшей только один широкий проем, ведший из внутриквартального проезда в подкрылечную камеру. При ближайшем рассмотрении, на этой стене читались даже отпечатки ступеней лестничного марша. Подобный пример изоляции парадного всхода в палаты от улицы мы можем наблюдать в сохранившемся с XVII века крыльце Гранатного двора на Спиридоновке.
Гораздо более сложной загадкой оказалось раскрытие в левой части главного фасада (немногим выше уровня нынешнего пола) полукруглого тройного окна, характерного для классицизма. Арка окна (не имевшая декора) единовременна основному объему палат, разделяющие его колонки вставлены позднее. Примерно в полуметре над аркой первоначальная кладка обрывалась. Уровень, в котором расположена арка, позволил предположить, что это средняя площадка ещё одной лестницы. После сноса здания на торцевой стене, встроенной в соседний дом, открылась нижняя граница означенного проема. Проем не имел дверной четверти, из чего можно заключить, что промежуточная площадка крыльца выходила в некую пристройку, обозначенную на чертеже 1756 года. Действительно, свод нижнего помещения в этом месте имел понижение, устроенное, очевидно, как раз для того, чтобы разместить лестницу.
Расположение второй лестницы не имеет аналогов, его объяснение остается искать на упомянутом чертеже. Дом изначально располагался на необычно узком, вытянутом участке между Суконным двором (с 1705г.) и соседним владением (это говорит о том, что к концу XVII века эта территория была плотно застроена, в доме №10 также выявлены палаты на белокаменных подвалах). Дом разделял владение на две изолированные части — парадный двор, одновременно бывший и хозяйственным, и сад, где находились баня и погреб. Очевидно, небольшие габариты первоначальной постройки не позволяли жертвовать полезной площадью нижнего этажа для устройства проезда, пробитого позднее. Арка под красным крыльцом могла использоваться для хозяйственной связи двора и сада (через предполагаемый внешний проулок), а может, и как «аварийный» въезд на двор — в ту пору берега реки регулярно страдали от разрушительных паводков и постоянного проезда вдоль нее не существовало. (К моменту составления чертежа арка и проулок, в который она выходила, уже были застроены). Тогда, чтобы пройти из парадного двора к саду, не покидая пределов усадьбы, нужно было из пристройки подняться по второй лестнице, и спуститься вниз через галерею заднего фасада, видимую на плане. К сожалению, приводимый чертеж является поздней копией, и ряд деталей, в частности, устройство галереи, изображены неясно.
Изучение чертежа вызывает ряд вопросов, так, под №4 (к северу от дома, под двускатной кровлей) — «каменное же строение, на котором ныне стоит ветхая деревянная светлица». Возникло предположение: ветхость, возможно, указывает на то, что светлица современна выстроенному полвека назад дому. Тогда вторая лестница могла быть переходом в летнюю спальню, поставленную не традиционно в саду, а у реки, с видом на Кремль. Действительно, верхний этаж дома, состоящий из двух больших проходных комнат, мало пригоден для постоянного проживания.
Уже после сноса памятника открылись части видимого на чертеже северного крыла, которое оказалось выложенным из того же кирпича, что и основной объем палат. Был обнаружен крохотный фрагмент обращенного к реке фасада, также с поребриком – значит, светлица была пристроена к нему позже. А вот высота этого крыла действительно оказалась ниже основного объема – возможно, двор стоял на рельефе. Здесь же сохранилась пята свода, в который хитрым образом врезалась задняя лестница.
К сожалению, натурных данных недостаточно, чтобы полностью представить себе устройство этого уникального дома. Добавить ясности могли бы дальнейшие археологические исследования и подробное изучение сохранившегося фрагмента. Выяснение личности и рода занятий заказчика, вероятно, также могли бы помочь объяснить необычную планировку дома. Пока мы можем предложить лишь условную графическую реконструкцию северного фасада палат, выполненную после их сноса при участии студентов МАрхИ (консультации Л.А.Шитовой) на основе проведенных автором зондажных раскрытий и фотофиксации, и обмеров дома, проведенных специалистами «Росреставрации». Авторы не имели возможности проверить некоторые гипотезы, в частности: окна первого этажа, характер венчающего карниза, оформление нижней части столбов крыльца, наличие задних сеней и в целом решение узла, связанного со второй лестницей.
Таким образом, можно констатировать: перед нами предстает памятник крайне необычный, ибо его архитектурное решение выросло из планировочных особенностей усадьбы. Круг сохранившихся гражданских построек нарышкинского барокко Москвы весьма невелик. Тем не менее, сравнивая палаты на Маросейке, в Старокирочном перулке, Чистопрудном бульваре и некоторые другие с утраченными палатами на Софийской набережной, можно сказать, что данный памятник являл собой пример интересного сочетания допетровских традиций с веяниями архитектуры нового времени — барочный декор и абсолютно традиционное Красное крыльцо не встречаются рядом на памятниках этого круга.
Записи
7 комментариев