Ивановская горка — 4

Продолжение путеводителя по Ивановской, написанного Рустамом Рахматуллиным и Александром Можаевым для журнала “Московское наследие”. Часть четвёртая — Хохлы и Подкопаево.


МАЛЫЙ ИВАНОВСКИЙ ПЕРЕУЛОК

Рустам Рахматуллин: — Мы возвращаемся к Ивановскому монастырю, чтобы начать новый круг маршрута.

Александр Можаев: — За монастырем под гору убегает прекрасный Малый Ивановский переулок. То есть сейчас он просто недурен, а десять лет назад был воистину прекрасен. Кто помнят, подтвердят, а кто забыл, пускай вспоминают: панорама, открывавшаяся из верховий переулка, — московская классика, растиражированная сотнями полотен, множеством кинофильмов. Самый известный пример — финальные кадры «Покровских ворот», где гонщик Савранский стартует в будущее. Перспективу переулка замыкают Котельническая высотка и церковная колокольня (Николы в Подкопаеве) на переднем плане, этакий диалог поколений. Обещанное Савранским «завтра» действительно настало и панорама изменилась самым неожиданным образом. Ныне лишь церковный крест выглядывает из-за горбатой мансарды ресторана «Ноев ковчег», этого величественного монумента безнаказанному самострою 1990-х. Так что в Малый Ивановский мы сейчас не пойдем, просто бросим безутешный взгляд вниз и свернем в Хохловский переулок.

РЕЧКА РАЧКА

Р.Р. — Хохловский начинается как легкий спуск и продолжается как чувствительный подъем в направлении Покровского бульвара. Седловину образовала речка Рачка, давно забытая в трубе. Она вытекает из Чистого пруда, пересекает Покровку, Старые Сады, Солянку и должна бы впадать в Москву-реку, но отведена в Яузу.

Рачка вытачивает рельеф Ивановской горки до максимальной выразительности и объясняет наконец причудливый рисунок уличной паутины. На месте и на плане одинаково неплохо видно, как одни переулки спускаются к ее невидимому руслу, а другие образуют набережные проезды.
Рачка разделяла Старые Сады на дворцовую и хозяйственную части. Мы все еще в дворцовой.

ВЛАДЕНИЕ ШНАУБЕРТОВ

А.М. — По левую руку — типичный московский дом с сюрпризами, доходка 1910 года, прежде бывшая ампирным особняком с мезонином, а еще раньше — скромными слободскими палатами петровского времени (дом № 3). Во дворе — милейшая лесенка вверх, во второй дворик. Сейчас он являет свои прелести только местным, открывающим железные ворота заветным ключиком. А десять лет назад я бы пригласил вас туда, чтобы поболтаться на отличной, всенародно любимой тарзанке. Мы еще вспомним об огораживании, как глубоко чуждом Ивановской горке явлении.

Р.Р. — Доходный дом был собственностью архитектора Бориса Шнауберта, предкам которого принадлежал большой участок до угла Колпачного переулка. В начале XIX века здесь жил доктор Карл Шнауберт. От алтарей церкви Владимира участок отделялся тупиком, вдоль которого и выстроен доходный дом.

А.М. — Угол Колпачного скругляет другой, двухэтажный дом, одетый в эклектичную штукатурку, под которой читаются благородные пропорции классики (№ 5/14), а ещё глубже — неисследованные древние палаты.

ДОМ ЧЕЛНОКОВА

А.М. — Справа, сразу за Рачкой, на углу Хохловского и Подкопаевского переулков (№ 6/2), — не самый приметный особнячок первой половины XIX века, ещё недавно сохранявший великолепные лепные интерьеры. Однако 2 февраля 2008 года, в субботу, малоизвестные труженики принялись разбирать главный дом усадьбы Челнокова, числящийся вновь выявленным объектом культурного наследия. Проходивший мимо доброжелатель Николай Г. обнародовал этот факт в Интернете спустя 15 минут после его обнаружения. Следующие три часа местное отделение милиции разрывалось от телефонных звонков, через пять на место прибыл инспектор Москомнаследия, снос приостановили. 

Продолжение истории — самое позорное: на протяжении года Москомнаследия отправляло вандалам вялые протесты, а они, неспеша и совершенно открыто продолжали свою подлую трудодеятельность. В результате от дома остались голые стены, полностью утрачен декор фасадов, включая профилированные каменные подоконники эпохи ампира, а также исключительно богатая лепнина середины 19 века, украшавшая потолки анфилады…
(Подробнее о доме — здесь).

ПАЛАТЫ УКРАИНЦЕВА — КНЯЗЕЙ ГОЛИЦЫНЫХ — АРХИВНЫЙ ДОМ

Говоря о Москве, забудет ли историограф то место…
Карамзин

Украинцев

Р.Р. — Слева за Рачкой на склоне берега стоит дом с огромной, как он сам, историей (Хохловский, 7). Для начала нужно пройти во двор, через калитку в решетчатой ограде, и остановиться перед воротами типографии.

А.М. — Над хозяйственными постройками поднимается белое здание, немалое даже в сегодняшнем окрестном масштабе. Вы будете смеяться, но это опять палаты, роскошный дворец думного дьяка Емельяна Украинцева, крупнейший в округе на протяжении XVII и XVIII столетий.

Р.Р. — Дворовый фасад палат был главным, поскольку смотрел со своей высоты на Кремль. Смотрел поверх Рачки, протекавшей через усадебный сад. Но разглядеть этот фасад непросто. Если на территорию не пустят, лучше пройти влево, через дворовую «галерею» граффити, и встать у бокового крыла палат, глубоко вдающегося во двор.
Для начала, проясним связь между названием переулка (Хохловский) и фамилией хозяина палат (Украинцев). Мы в урочище Хохлы, или Хохловка, где в XVII веке, накануне и во время эпопеи воссоединения с Малороссией, селились выходцы из нее. Малороссийское подворье — резиденция гетманов — располагалось неподалеку, на Маросейке, откуда и название этой улицы. Емельян Украинцев, родившийся в 1641 году, мог быть одним из таких выходцев — или сыном выходца, москвичом в первом поколении. Впрочем, в Великороссии существовали и рязанские, и тульские украйны.
Владелец палат был карьерным дипломатом, учеником великого Ордин-Нащокина. В 1667 году Украинцев, еще подьячим, сопровождал Нащокина в Андрусово, для заключения знаменитого перемирия с Польшей, по которому Россия возвращала себе Смоленщину и Черниговщину. В 1674 году стал дьяком. В 1682 году, в самый день формирования правительства царевны Софьи, «сказан» (назначен) думным дьяком, товарищем князя Василия Голицына в Посольском приказе. Как думный, получил право писаться с отчеством — Игнатьевич. Голицыну хватало других дел, и повседневной работой дипломатического ведомства руководил Украинцев. Подготовленный им вечный мир 1686 года с Польшей утвердил за Россией Киев.

А.М. — Тогда же Украинцев стал инициатором воссоединения Киевской митрополии с Московским патриархатом.

Р.Р. — Словом, трижды оправдал свою фамилию.
Падение Голицына не повлекло падения Украинцева: вошедший в силу Петр ценил в нем профессионала. Посольский приказ возглавил дядя царя Лев Кириллович Нарышкин, а Емельян Игнатьевич продолжал вести дела.

А.М. — Австрийский дипломат Корб писал об Украинцеве: «Он вырос среди государственных дел и оставил повсюду следы выдающегося благоразумия. Ведя дела счастливо и похвально, он прославился своею мудростью, которая вызвала зависть соперников. Некоторые порочные клеветники часто подвергали жизнь его опасности пред Государем, но по милости Неба он ускользал от их козней».

Р.Р. — Правда, Петр любил припугнуть старика. То говорил, что допишет ему на спине, чего тот не дописал на бумаге, то величал наместником Каргопольским — по месту ссылки Голицына.

А.М. — В конце своей карьеры Емельян Игнатьевич сумел заключить чрезвычайно важное для России перемирие на 30 лет с Турцией, что дало Петру Великому возможность начать и победоносно закончить Северную войну со Швецией.

Р.Р. — Константинопольский договор 1700 года был триумфом не только Украинцева, но и обновляемой России. Русский военный корабль с посольством на борту впервые пересек Черное море. Турки были поражены дважды: когда многопушечный фрегат «Крепость» прошел подконтрольный им Керченский пролив — и когда вошел в Босфор.
Кстати, одно время считалось, что именно Украинцев купил в Константинополе арапа Ганнибала.

А.М. — Еще считалось, что палаты в Хохловском построены в 1667 году. Притом известно, что начиная свою карьеру в 1662 году, двадцатилетний Емельян Игнатьевич имел 10 рублей жалованья в год. А вот в 1682 году ему был положен оклад в 250 рублей, со специальной оговоркой: «Иным его братиям тот оклад не в образец». Так что кажется логичным отодвинуть дату строительства роскошных палат на 1680-е годы.

Р.Р. — Поражает уже метрика этой роскоши: толщина стен — полтора метра, высота — десять с половиной, протяженность по двору — сорок, по переулку — пятьдесят метров.

Голицын-старший

Р.Р. — Украинцев не оставил наследников, и Петр пожаловал дом князю Михаилу Михайловичу Голицыну-старшему, одному из лучших своих полководцев. (С его братом, флотоводцем Михаилом-младшим, мы встречались на Волхонке — см. «Московское Наследие» № 5.) Именно Голицын взял Нотебург, победил при Добром, а под Полтавой, командуя гвардией, преследовал шведов. Палаты в Хохловском стали наградой за Полтаву. Но князю было не до Москвы: он добывал Выборг, побеждал при Вазе, командовал армейскими силами в морских викториях при Гангуте и Гренгаме.
По отзыву английского резидента, это был «муж великой доблести и отваги беззаветной <…> Он приобрел более познаний в искусстве войны, чем кто-либо из русских генералов, и этим снискал любовь и уважение всего войска. По этой же причине покойный царь Петр I никому не оказывал большего уважения, чем князю».
В пору первых дворцовых переворотов Украинская армия фельдмаршала Голицына стала аргументом в придворной борьбе. Будучи сторонником Петра II, князь поселился наконец в Москве, в которую вернулась столица. После внезапной смерти юного императора Голицын вошел в Верховный тайный совет, в пару к брату-политику Дмитрию Михайловичу. Когда с воцарением Анны Иоанновны власть верховников рухнула вместе с конституционными мечтаниями князя Дмитрия, князь Михаил был дипломатично назначен президентом военной коллегии, но умер в том же 1730 году.

А.М. — О тогдашней архитектуре палат известно очень мало. Есть чертеж дворового фасада, выполненный в середине XVIII века. На нем дом изображен уже перестроенным, но еще сохраняется Красное крыльцо во внутреннем углу «глаголя». Над верхней площадкой крыльца — светелка, характерная для памятников Гороховца, а в Москве обнаруженная лишь в несохранившихся палатах в Крестовоздвиженском переулке. Хочется доказать, что светелка дома Украинцева выстроена изначально. Пока же исследования уличных фасадов, начатые в 1990-х годах, не продолжены. Ясно лишь, что нарисованные краской треугольные фронтоны вряд ли имеют отношение к тому, что находится под штукатуркой: на двух раскрытых окнах нет вообще никаких наличников. Похоже, что самое интересное таится на дворовом фасаде и внутри. Здание сильно изуродовано приспособлением под типографию: разобраны несколько внешних и внутренних несущих стен. Однако сохранились вывешенные на балки своды высотой под шесть метров. Их подпирают круглые столбы с кирпичными капителями, аналоги которым имеются лишь в монастырских трапезных. Такая красота в нижнем, традиционно хозяйственном этаже жилого дома, довольно неожиданна.

Каменный шкап

Р.Р. — В 1768 году сын Голицына-старшего генерал-аншеф князь Александр Михайлович продал палаты в казну. По совету придворного историографа Миллера Екатерина II распорядилась домом как готовой сокровищницей: в полутораметровые стены въехал Архив коллегии иностранных дел. По словам мемуариста, «ничего нельзя было приискать безопаснее и приличнее сего старинного каменного шкапа с железными дверьми, ставнями и кровлею». Под кровлей «каменного шкапа» стояли стеклянные шкафы с документами, впервые переложенными из сундуков. Архив составляла древняя часть посольских документов, которая не переехала в Петербург. Сегодня это основа Российского государственного архива древних актов (РГАДА).
Герард Фридрих Миллер, считавший, что историограф должен жить в старой столице, первым возглавил Архив. Его преемниками стали поочередно Николай Николаевич Бантыш-Каменский и Алексей Федорович Малиновский. Каждое имя — эпоха в русской археографии, а русская археография началась в Хохловском переулке.
Эпоха Каменского, синхронная высокому классицизму, увенчалась 1812 годом, когда Николай Николаевич эвакуировал архив на 120 подводах. Князь Щербатов и Карамзин не состоялись бы как историографы без археографа Каменского и без его Архива.
Эпоха Малиновского — это ампирная эпоха пушкинских «архивных юношей», к числу которых, как чиновник МИДа, принадлежал и сам Пушкин. Юноши, служившие в Архиве, суть Веневитинов, братья Киреевские, Кошелев, Андрей Муравьев, Огарев, Свербеев, Свиньин, Соболевский, Шевырев — словом, весь цвет московского общества пушкинских и последующих лет.
И Бантыш-Каменский, и Малиновский жили какое-то время во флигеле, стоящем к северу от главного дома. Спина этого флигеля выходит во второй двор усадьбы, за выступающим крылом палат.

Юргенсон

Р.Р. — В 1874 году Архиву подыскали новое место. Казна продала дом Музыкальному обществу, но Консерватория не сроднилась со средневековыми палатами. Музыкальный акцент, однако, сохранился. Общество перепродало усадьбу знаменитому нотоиздателю Петру Юргенсону. С тех пор, более 130 лет, в палатах шумит типография.
Юргенсон стал первым историографом самих палат, что не мешало ему обстраивать и перестраивать их. «Будь я богат, я бы немедленно выстроил бы прежнее крыльцо, — писал он, например, Чайковскому. Кстати, Чайковский издан Юргенсоном. «Я ужасно люблю твой отставной архив, — отвечал Петру Ивановичу Петр Ильич, — с его феноменально толстыми стенами, с его живописным положением и характерностью».

А.М. — После реставрации и расчистки двора от советских сараев этот памятник стал бы одним из главных украшений района.

Р.Р. — Жаль, что нельзя выйти со двора так, как в старину: по садовому мостику через Рачку и парадными воротами в Колпачный переулок.

ДОМА СНЕГИРЕВА И ЮРГЕНСОНА

Р.Р. — Колпачный сопровождает Рачку по правому берегу. Между переулком и невидимым руслом реки, на кромке усадьбы Украинцева, сегодня помещается электростанция сталинских лет (Колпачный, 13), выше — дом окулиста Снегирева, зятя Юргенсона (№ 11), и особняк Юргенсона-младшего (№ 9). Два последних строил архитектор Владимир Глазов в 1912 году. У Снегирева в доме помещалась амбулатория, где в 1914 году лечил глаза девятилетний Михаил Шолохов.
Изломанный Колпачный переулок повторяет извивы Рачки. На первом изломе, слева, выступают за красную линию уже известные нам «палаты Мазепы» (№ 10). Теперь мы понимаем, что их уличный фасад одновременно речной.

А.М. — Кстати, по знакомому адресу Шолохов «прописал» и Григория Мелехова: в том же 1914 году в лечебницу Снегирёва поступает из прифронтового госпиталя раненый казак 12-го Донского полка…

ЦЕРКОВЬ ТРОИЦЫ В ХОХЛАХ

Р.Р. — Северный отрезок Колпачного переулка удобнее осматривать, гуляя по Покровке. А сейчас свернем в зеленый проходной двор за особняком Юргенсона и вдоль строя древних тополей, растущих на владельческой меже, снова пересечем Рачку и снова выйдем в Хохловский переулок. Он успевает сделать три колена; мы стоим у одного из них и видим два других в обеих перспективах переулка. А прямо перед нами возвышается церковь Троицы в Садех, или в Хохлах (в Хохловке).
Стройная ярусная церковь нарышкинского стиля построена в 1696 году Евдокией Авраамовной Чириковой, урожденной Лопухиной, на приданое умершей дочери. Чирикова — тетка царицы Евдокии, первой жены Петра. Дед царицы Авраам Никитич Лопухин отмечен в Троицком приходе Писцовой книгой 1679 года. Вот где начало любви Лопухиных к Старым Садам. Но в пору строительства храма счастье уже повернулось к ним спиной: годом раньше Петр казнил дядю царицы Петра Авраамовича, еще одного жителя здешних мест.
Другим храмоздателем мог выступать Украинцев, палаты которого выходят в переулок наискосок от церкви. Теперь мы видим их протяженный уличный фасад, не столь высокий, как дворовый, и все такой же аскетичный. При Голицыных между вторым двором усадьбы и церковью был деревянный переход над переулком. Он мог исчезнуть с появлением у храма барочной колокольни, заступившей линию переулка. А по фасаду второго двора усадьбы, прямо против церкви, стоит уже известный нам архивный флигель с квартирами Бантыш-Каменского и Малиновского.
Пройдя по тротуару под колокольней и вдоль всего фасада палат Украинцева, мы окажемся у другого колена Хохловского переулка. Это живописный поворот со спуском, с видом через долину Рачки на флорентийский купол Ивановского монастыря (еще недавно смотревшийся вместе с гостиницей «Россия»). Правую кулису панорамы образует скругленный угол Украинцева (скругленный, конечно, не в XVII веке), левую — подпорная стена большого усадебного сада.
Чтобы пройти к дому этой усадьбы, нужно сделать несколько шагов назад в направлении Троицкой церкви и отыскать между домами узкую лестницу вверх. Потом направо.

УСАДЬБА КОКОРЕВА — МОРОЗОВЫХ.

Кокорев

А.М. — В середине XVIII века усадьба (Большой Трехсвятительский, 1) принадлежала поручику Нарбекову, который построил в ней большой дом. Проект подписан самим князем Ухтомским, крупнейшим мастером барокко в Москве.
С 1855 года дом принадлежал олигарху, славянофилу и меценату Василию Кокореву, коллекционеру картин русских мастеров, предметов народного искусства и быта. Как писал К.А. Сальковский, «ему, строго говоря, обязан своим возникновением так называемый «русский» стиль, существенно отличавшийся от русского стиля, сочиненного немцем Тоном».
Отражением взглядов и увлечений хозяина стала перестройка его собственного дома, произведенная в начале 1860-х годов по проекту архитектора Ивана Черника. Но, строго говоря, от стиля «немца Тона» эта работа отличается как раз меньшим качеством, меньшим знанием исходного материала. (Прообразом Черник выбрал фасад Теремного дворца Кремля, с него же рисовал фасад Большого Кремлевского дворца Константин Тон.) Одни современники писали, что «дом построен в старобоярском стиле», другие — что он «возобновлен самым безобразно-роскошным образом».
22 января 1862 года в доме открылась Кокоревская картинная галерея. Журнал «Северная пчела» писал о ее открытии: «Представьте себе восемь огромных, нарочно устроенных для помещения картин, зал, с освещением сверху, занимающих весь верхний этаж здания, и наполненных сверху до низу образцовыми произведениями первоклассных художников, преимущественно современных, между которыми отечественная школа занимает, конечно, самое первое и почетное место… При галерее находится также обширная зала, предназначенная для бесплатного чтения публичных лекций по предметам преимущественно популярным, и устроенная не менее как на 400 человек слушателей. Кафедра помещается в нише, обделанной в виде русской избы, украшенной, как равно и вся зала, совершенно в русском вкусе, резными коньками и полотенцами по проекту и рисункам нашего талантливого архитектора А.С. Никитина». В центральном помещении цокольного этажа размещался известный в то время ресторан Тиволи, с зимним и летним садами, причем в летнем имелся «бельведер, с которого открывается прекрасный вид на Москву».

Р.Р. — Вид был действительно прекрасный: именно отсюда и именно в те годы сделано уникальное фото со старым собором Ивановского монастыря и грандиозной панорамой города.

Морозовы

А.М. — Галерея просуществовала всего три года, финансовые дела Кокорева пошатнулись, и он вынужден был продать дом, а после и галерею. Владельцами усадьбы стали Тимофей Саввич и Мария Федоровна Морозовы, родители знаменитого мецената Саввы Морозова. Они вновь переделали интерьеры дома, а в одном из помещений верхнего этажа устроили старообрядческую домовую церковь.

Р.Р. — Мария Федоровна, намного пережившая мужа, обладательница 30-миллионного состояния, оставалась хозяйкой дома до 1911 года. А за хозяина был ее младший сын Сергей Тимофеевич, меценат, заслуживающий не меньшей памяти, чем Савва. Только в 1906 году, после гибели брата, Сергей, не расположенный к делам семейной фирмы, возглавил дирекцию Никольской мануфактуры. Интересы Морозова лежали в области искусства. С 1890 года он возглавлял Московский земский музей кустарных изделий, с 1897 года стал его попечителем, в 1903 году переселил его в новое здание, построенное на собственные средства и подаренное городу (Леонтьевский переулок, 7, ныне Музей народного искусства). Сергей Тимофеевич умер в эмиграции в 1944 году.
А.М. — Частыми гостями дома Морозовых были Третьяков, Шаляпин, Чехов, Тимирязев, Валентин Серов, Коровин, Остроухов, Васнецовы…

Левитан

Р.Р. — А Левитан получил здесь кров. В 1889-м году Сергей Тимофеевич подарил ему собственную мастерскую, переделанную из оранжереи. Она сохранилась в глубине двора и отмечена мемориальной доской. В 1892-м нижний этаж стал квартирой Левитана, а мастерская помещалась наверху. Здесь закончились мытарства художника как «нарушителя черты оседлости»: как раз в 1892 году он вынужден был покинуть Москву в 24 часа и несколько месяцев ждал разрешения вернуться.
Притом сам город тяготил Левитана, что естественно для пейзажиста. Это чувство разделяла и его охотничья собака Веста. Но почти все работы, начатые на натуре, годами «доспевали» в мастерской. «На севере», «Тишина», «Дорожка», «Буря. Дождь», «Солнечный день», «Сумерки», «Иэба», «Озеро», «Стога», «Летний вечер»… — все доделано здесь.
Работа перебивалась приступами болезни сердца. Еще в 1897 году Чехов писал Шехтелю: «Я выслушивал Левитана: дело плохо. Сердце у него не стучит, а дует…» В мае 1900 года здесь — быть может, в сиреневом саду у мастерской — простились два смертельно больных друга. Доктор Чехов знал, кто уйдет первым.

А.М. — Отсюда же 25 июля 1900 года на Дорогомиловское кладбище отправилась похоронная процессия. За гробом Левитана шли Серов, Коровин, Остроухов, Аполлинарий Васнецов…

Шестое июля

А.М. — Следующим «узлом» истории старой усадьбы стал 1918 год, когда особняк превратился в штаб мятежных левых эсеров. В усадьбе располагался отряд ВЧК под началом левого эсера Попова. Именно здесь скрылся убийца германского посла Мирбаха Яков Блюмкин. Именно сюда приехал Феликс Дзержинский, чтобы арестовать его, однако сам был взят под арест по приказу Попова. «У вас были октябрьские дни, а у нас — июльские», — сказали железному Феликсу.

Р.Р. — Тем временем в доме заседал штаб партии — Мария Спиридонова и другие, включая заместителя Дзержинского по ВЧК Александровича. Победи они, дом стал бы новым Смольным — местом официозного культа.

А.М. — Но уже 7 июля дом Морозова, откуда восставшие обстреливали так хорошо видный Кремль, был разгромлен частями Латышской дивизии. Говорят, что при земляных работах здесь до сих пор находят гильзы австрийских снарядов.

Что стало

А.М. — С 1920-х и до конца века в бывшем дворце располагался детский сад (его можно видеть в кинофильме «Усатый нянь»). Большая часть интерьерной роскоши, а также чугунная терраса паркового фасада, за это время были утрачены. Дело довершила реконструкция 2002 года. К тому моменту, когда на объект пришли исследователи, дом изнутри был полностью выпотрошен. Сохранялись лишь белокаменные порталы вестибюлей и парадная чугунная лестница 1861 года, которая была выкрашена бронзовой краской и оттого смотрелась особенно внушительно. Вскоре и они исчезли в неизвестном направлении. Сейчас внутри от старины остались только своды нижнего этажа да скрытые под новой штукатуркой барочные наличники середины XVIII века (на чертеже выше).
Левитановский флигель принадлежит другим владельцам и пребывает в аварийном состоянии.
А старинный сад, террасой спускающийся по стрелке между Хохловским и Большим Трехсвятительским переулками, еще несколько лет назад служил городским сквером, с бездельничающими окрестными жителями и прохожими, с колясками, пенсионерами, собачками и тихими несанкционированными распитиями. По вечерам отсюда открывались бесплатные общедоступные закаты над Ивановским монастырем. Но вдруг та же организация без вывески, которая засела в доме (согласно адресной книге — ООО «Южно-Уральская индустриальная компания»), взяла и захватила этот кусок общегородского пространства — просто так, за здорово живешь. Теперь сквер огорожен железной решеткой и блюдется крайне нетолерантной к случайным посетителям военизированной охраной (товарищи проверяли и не любят об этом вспоминать). А под садом выкопана подземная стоянка.

ПОДКОПАЕВО

Р.Р. — Вероятно, «подкапываться» — старинная местная забава. Во всяком случае, переулок, в который мы спускаемся от ворот морозовского дома, называется Подкопаевским. Скорее всего, здесь добывали глину. Переулок лежит по левому берегу Рачки.
На спуске слева видны несколько звеньев ограды — все, что осталось от усадьбы Глебовых (Большой Трехсвятительский, 2), спускавшейся к Рачке параллельно усадьбе Морозовых. Пора заметить, что усадьбы к востоку от этой водной границы предпочитали смотреть на Ивановский монастырь, Китай-город и Кремль, а усадьбы к западу от нее — на Замоскворечье и Таганку.

А.М. — Схождение Подкопаевского переулка с двумя Трехсвятительскими — единственное на нашем пути место, где новая архитектура заметно диссонирует с окружением: высокое советское административное здание слева и перестроенные дома справа (жуткий и бесчеловечный постмодернизм начала 1990-х), чуть дальше — единственный в округе бизнес-центр. Зато в перспективе Подкопаевского переулка виднеется колокольня Никольской церкви — та, которой нам не дали полюбоваться из Малого Ивановского.

Р.Р. — Церковь и урочище впервые упоминаются под 1493 годом, когда Иван III искал себе пристанище после апрельского кремлевского пожара. Великий государь остановился «у Николы у Подкопаева под конюшнею в крестьянских дворех». Если не знать о Никольском храме и о существовании табу на имя Николай в XV столетии, можно подумать, что Никола Подкопаев — хозяин этого крестьянского двора и этих лошадей. Некоторые советские путеводители так и думали. Дальше видишь создателя России спящим на соломе под дощатым настилом, по которому переступают дремлющие кони. Тем временем его войска освобождают от литовцев Вязьму с половиной Смоленской земли.
В действительности речь идет о государевых конюшнях подле Старосадского дворца, а «под конюшнею» означает ниже ее по холму. Вероятно, Иван в поисках крова направился в Сады, нашел свой здешний дворец также сгоревшим и встал в дворцовом, связанном с конюшнями, селе Подкопаеве.
Конюшни существовали в Садах до 1547 года, когда сгорели и были перенесены на Волхонку. (Там они стали известны как Колымажный двор — «Московское Наследие», № 5).

Photo Sharing and Video Hosting at Photobucket

«ПАЛАТЫ ШУЙСКИХ»

Р.Р. — Присмотримся к дому № 5 по Подкопаевскому переулку, возле которого мы, собственно, стоим. Дом и сам бросается в глаза охристой раскраской, неправильной архитектурой и фигурными решетками на окнах. Решетки выдают древность, а неправильность возникла из попытки сделать эту древность именно что правильной, классической.

А.М. — По легенде, палаты построены князьями Шуйскими. Но архитектура древнейшей части дома принадлежит третьей четверти XVII века, когда род Шуйских уже пресекся. По данным историка Марии Карповой, палаты построил, скорее всего, князь Иван Михайлович Барятинский, владевший двором в 1669 году.
Внешний вид этого крайне необычного дома известен по многим книгам, а вот фотографии интерьеров не удалось найти даже в архиве Москомнаследия. Из древностей с улицы можно видеть только белокаменную кладку на глухом южном фасаде. Зато внутри сохраняются два сводчатых белокаменных зала, остатки крыльца (большая редкость!) и даже оконные наличники, восстановленные реставраторами.

Р.Р. — Странно, что глухой фасад обращен к южному, солнечному склону.

А.М. — Все это ждет отдельной монографии, где придется разъяснить еще и происхождение белокаменных ворот на восточной границе владения: усадьба стоит на углу двух переулков, а парадные ворота развёрнуты поперёк двора. Можно предположить, что они отделяли сад от хозяйственного двора. Хотя и это странно – столь богатые садовые ворота не свойственны московским усадьбам.

Photobucket

ЦЕРКОВЬ ТРЕХ СВЯТИТЕЛЕЙ ВСЕЛЕНСКИХ НА КУЛИШКАХ

У Старых конюшен

Р.Р. — Ворота «Шуйских» смотрят на церковь Трех Святителей (Малый Трехсвятительский переулок, 4 — 6). От ворот церковь открывается нам в первый раз, и совершенно неожиданно.
Другое урочищное определение церкви — «у Старых конюшен»; древнейшее посвящение — Флору и Лавру, покровителям коневодства. Со временем оно перешло к приделу. С большей точностью определить место конюшен пока невозможно.
Общее место краеведения, что церковь Трех Святителей стояла на загородном митрополичьем дворе, парном государеву двору, ошибочно: митрополитам принадлежал двор с одноименной церковью в Голенищеве на Сетуни.

А.М. — Существующий храм — великолепный памятник XVII века, 1670-х годов, со временем оказавшийся в невыгодной градостроительной ситуации. Построенный на возвышенности, уступами поднимающийся к небу храм с шатровой колокольней теперь обозревается только в радиусе сотни метров. Стоял бы где-нибудь в более заметном месте — был бы знаменитостью, а так немногие москвичи знают о его существовании. Впрочем, тем радостней неожиданная встреча: праздничность церкви подчеркивается непритязательностью окружающих зданий.
Самый интересный вид на церковь открывается из подворотни дома № 2/8 по Хитровскому переулку. Алтари нижнего и верхнего храмов — словно лестница, ведущая ко кресту на единственной главе. Ритм движения подчеркивается ритмом и арифметикой членений: две апсиды с деревянными главками внизу, три — в алтаре верхней церкви, четыре закомары четверика… Так и хочется закончить несохранившимся пятиглавием. Во всяком случае, исследователи не исключают, что оно существовало. Расстановкой оконных наличников и киота ненавязчиво ломается симметрия. Отдельного внимания заслуживает наличник левой нижней апсиды: нечто вроде амбарного замка или разделочной доски. Не уверен, что у него есть прямые аналоги.
Церковь была обезображена перестройками в XIX и разорением в XX веке. Здесь был склад, потом коммуналки, потом начиналась деятельность знаменитой мультипликационной студии «Пилот». В 1970-80-е годы храм отреставрирован, при этом воссоздана шатровая колокольня на углу, а от поздней, стоявшей на западной стороне, так и остался нижний ярус.

«Неравный брак»

Р.Р. — Трехсвятительская церковь замечательна своими прихожанами и приходскими событиями. В ней венчался архитектор Барановский, крещены Скрябин, сестра и братья Тютчева — и мог быть крещен сам Федор Иванович, если бы родился не в деревне. Дома Тютчева и Скрябина мы вскоре увидим.
А с выходом воспоминаний предпринимателя Николая Варенцова выяснилось, что в этой же церкви состоялся неравный брак, запечатленный Василием Пукиревым. Художнику рассказали историю венчания купца Андрея Александровича Карзинкина, прихожанина Трех Святителей, и купеческой дочери Софьи Николаевны Рыбниковой. Историк Мария Карпова приводит дату венчания: 1 ноября 1860 года.
Тридцатипятилетний Карзинкин превратился на картине в старика. Он обошел деньгами молодого купца, приходившегося мемуаристу родственником, а художнику – другом. Именно купец Сергей Михайлович Варенцов изображен на полотне третьим участником драмы. Он увидел картину только на выставке и так обиделся, что Пукирев одолжил его портрету собственную бороду. Действительно, молва считает третьим на картине самого Пукирева и переносит сцену в приходскую церковь художника (Успения в Печатниках на Сретенке).

РЕФОРМАТСКАЯ ЦЕРКОВЬ

Р.Р. — Дальше по Трехсвятительскому переулку стоит реформатская церковь (№ 3). Ее община перешла из Немецкой слободы в 1834 году. Как и в случае с лютеранской общиной, причинами перехода были пожар старой церкви в 1812 году и обрусение Немецкой слободы. Как и в том случае, церковь вернулась примерно туда, откуда ушла в XVII веке: первая известная реформатская «ропата» появилась в 1616 году где-то близ Чистого пруда. В Немецкой слободе церковь, обычно называвшаяся Голландской, занимала угол Немецкой улицы и Голландского (ныне Денисовского) переулка. Кстати, в ней был погребен Лефорт.
После 1812 года от общины отделились англикане, ушедшие в Вознесенский переулок близ Большой Никитской. Оставшиеся образовали евангелическо-реформатскую церковь и со временем приобрели особняк в Трехсвятительском переулке. Перестроенный для храма дважды, архитекторами Василием Балашовым (1844) и Германом фон Ниссеном (1865), особняк все же считается сохранившимся. Ныне храм принадлежит сразу двум протестантским толкам — баптистам и адвентистам.

ВТОРОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ ОБ ИНОСЛАВИИ

Р.Р. — Это вторая инославная церковь на нашем пути. Обе они, как и синагога, выглядят экстерриториями. Они окружены, как острова, морем посадским, земским, православно-приходским. Это природа места: его архитектурный и исторический рельеф выточен встречными и разновременными волнами. Иноземное живет лакунами на общей земской почве. Можно сказать: кулижками — вырубками, островками «росчисти». Ни легендарный гетман, ни Малороссийское подворье, ни даже Троицкая церковь с урочищным определением «в Хохлах» не сделали Покровку южнорусской. Сколько бы армянских или немецких адресов ни насчитали мы на карте здешних мест в различные века, — волны великорусского посада уже накрыли их. «Иное» свернулось в точки.
«Иное» средневекового города маркируется также просветительством и лицедейством. Иноземец, лицедей и просветитель суть агенты Нового времени в Средневековье. Но как трудно приживаются по сторонам Покровки институты, театры или большие библиотеки! «Историчка» выглядит островом в Старых Садах, как никогда не выглядела бы в Арбате. Островом на Чистом пруду белеет театр «Современник». Институт восточных языков ушел из Армянского переулка на Моховую, сделавшись востоковедческим факультетом Университета…

Фотографии Ю.Борисова, Н.Аввакумова, А.Можаева, О.Замжицкой, А.Дедушкина, Н.Найдёнова, А.Миронова (19700101), voprak, christianart.ru, архив ЦИГИ.
Графика А.Можаева.

Продолжение следует

4 комментария

Йокорный Бабай больше года назад   Изменить
Прекрасная статья! Спасибо!
А кто-нибудь пробовал выяснить статус морозовского сквера? Или эти ребята настолько суровые, что с ними никто не рискует связываться?
http://morozovsky-sad.livejournal.com/
Первый дет сад - Это Морозовский - в 1975-76, Молодцы что восотоновли хоть доступ в сквер. Спасибо за ссылку.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *