Поддержка зала
Александр Можаев
Текст опубликован в журнале «Русская жизнь»
Близится к завершению сбор подписей против строительства компанией «Донстрой» бизнес-центра на Хитровской площади. Об итогах мероприятия говорить ещё рано, но уже сейчас понятно, что это крупнейшая за последние годы народная акция протеста против градостроительной политики московских властей.
Коротко обозначу суть вопроса: 20 марта компания «Донстрой» пригласила жителей Хитровки ознакомиться с планами строительства нового бизнес-центра площадью 25000 кв. м по адресу Подколокольный переулок, 11а. Такая обязательная политкорректная процедура: не испросить мнения людей, которым в соседстве с этим бизнес-центром век коротать, а чисто проинформировать об уже принятом решении. Однако житель теперь пошел ушлый и приходит на подобные встречи хорошо подготовленным. Фотография проекта давно висела в интернете, наводя ужас на мнительных краеведов: внушительный офисный комплекс (восемь надземных и три подземных этажа), полностью занимающий территорию бывшей Хитровской площади — это делается под видом реконструкции довольно небольшого здания советского техникума. Контраст героического объекта с окружающей двух-трёхэтажной застройкой настолько велик, что не оставляет сомнений: в случае реализации проекта с историческим обликом этого тихого, и даже изрядно застенчивого района, будет покончено. Не сразу, но наверняка: риэлторская пресса называет подобные фокусы «созданием однородной социальной среды».
Надо сказать, что представитель «Донстроя», которому оповещаемая публика разве что в лицо не плевалась, держался молодецки: стоял красный, внутренне негодующий, но сдерживался и на вопросы отвечал со всей возможной откровенностью: «Скажите сколько они вам за это заплатили! — Достаточно». «Вы, поди, ещё и откаты берёте? – Да, беру». «Неужели вам самому вот это дерьмо нарисованное нравится? – Это моя работа».
В общем, встреча прошла в нормальной для подобных мероприятий рабочей обстановке, пошумели и разошлись. Представитель заверил собравшихся, что всё будет нормально, тем более, что «Донстроем» уже получен Акт разрешённого использования, а значит, стройку можно считать состоявшейся. Но уже на следующий день ленты Живого журнала запестрели сообщениями типа «Спасём Хитровку!». Ибо на встрече, помимо местных жителей присутствовало два десятка компьютеризированных участников сообщества «Москва которой нет» и корреспонденты двух центральных телеканалов. В процессе развития темы выяснилось, что проект нарушает целый ряд постановлений об ограничении строительства деловых центров в пределах ЦАО, видимо не распространяющемся на таких титанов, как «Донстрой» или «Интеко».
С тех пор движение защитников Хитровки плавно набирает обороты (все новости генерируются в коммюнити ivanovska_gorka). На данный момент собрано более восьми тысяч подписей, также ведётся Интернет-голосование. За минувшие недели Хитровка стала темой значительного числа журналистских публикаций и телерепортажей. Очевидный общественный интерес объясняется тем, что само слово «Хитровка» — один из важных московских символов, даже для тех, кто никогда не бывал здесь лично. Но есть и другой момент – многие прохожие подписываются под петицией, едва заслышав слово «Донстрой», ставшее одним из символов оголтелого столичного капитализма. Ну и третий, самый важный мотив – развивающийся урбанистический кризис становится очевиден не только специалистам.
Новой волне общественного интереса к проблемам архитектурного обустройства города предшествовало долгое, крайне пагубное для столицы затишье. Занятно проследить взлёты и падения народного самосознания, сопровождавшие становление столичного стройкомплекса с середины 1980-х.
В 1986 году с трибуны Съезда было объявлено о том, что «искажение облика Москвы приняло политически недопустимый характер» (кстати, говорят, что помимо прочих факторов, немалую роль сыграло мнение Фиделя, во время визита в Москву крайне нелестно отозвавшегося о Новом Арбате). Предшествующие времена тут же стали называть «эпохой развала исторической ткани города». Каждый акт вандализма имел бурный общественный резонанс, специалисты дискутировали на страницах журналов, граждане честно бросались под бульдозеры. Тогда это был именно что протест, гневный, пламенный и часто небесполезный, достаточно вспомнить такую серьёзную победу, как спасение Лефортова от прокладки Третьего кольца по территории парка. Писатель Нагибин в те дни свидетельствовал: «Едва повеяло свежим ветром, забрезжила надежда на перемены, отверзлись все уста, люди разом очнулись в любовь к Москве, никогда не умиравшую в нас. А руки потянулись к лопатам, киркам, тачкам, чтобы приложить силу к тому, что можно еще спасти».
Но вскоре пафос пошёл на убыль и уже в начале 1990-х эта тема была прочно забыта. Первые случаи «узаконенного» нарушения законодательства об охране памятников (снос домов на Кадашевской набережной и реконструкция Старого Гостиного двора) ещё вызывали хотя бы удивление. Вскоре проблема архитектурного наследия вообще выпала из сферы общественного интереса: пресса и телевидение категорически отказывались писать даже о таких вопиющих происшествиях, как снос Тёплых рядов в паре сотнях метров от Красной площади. Хорошо помню невозмутимые глаза корреспондентки одного из центральных телеканалов, смотревшей на то, как бульдозер средь бела дня опрокидывал стены дворца Екатерининского фаворита Римского-Корсакова на Тверском бульваре: «Я не вижу в этом темы для своего репортажа». На протяжении почти десяти лет лишь несколько человек пытались донести до этого самого социума весть о катастрофе. Журналисты и общественные деятели, которые в 1990-е громко говорили о разрушении старой Москвы и грядущем градостроительном кризисе – их имена можно пересчитать по пальцам. Остальная пресса тем временем ликовала по поводу того, что в городе наконец стало чисто, что правительство возрождает разрушенные большевиками святыни. Что забота Московского правительства о сохранении неповторимого облика ЦАО проявляется в ликвидации ветхого фонда, что «замена реставрационного материала» является общепринятой мировой практикой, а демонтаж и снос вообще принципиально разные вещи.
Таким образом, за последние 15 лет в центре Москвы снесено и изуродовано более трёх сотен домов 17-19 столетий – собранные воедино, они могли бы образовать уездный город, вполне достойный включения в какое-нибудь Золотое кольцо. Среди снесённых (в том числе и с официального разрешения чиновников) — дома, связанные с именами Пушкина, Герцена, Островского, Аксакова, Гоголя, Майкова, Сухово-Кобылина, Чайковского, Алябьева, Соловьёва, Брюсова, Тарковского, и так далее. Многие из них состояли на госохране, другие просто не успели получить статуса памятников. Охранное законодательство вообще оказалось не готово к новым временам, ответственность за порчу памятников в большинстве случаев до сих пор сводится к смехотворным штрафам. Закон можно было просто не замечать, да и сам по себе он оставался слишком прозрачным. Ведь как могло получиться, что Остоженские переулки, обладая официальным статусом заповедной зоны, оказались сплошь застроены габаритными новостройками? А так, что ни в одной бумажке не было внятно прописано, что такое заповедная зона и какие ограничения она накладывает на строителей.
Конечно, специалисты пытались противостоять волне разрушений, связанных не столько с напором больших денег, сколько с тем, что понятия носителей этих денег часто находились на уровне провинциальной братвы. Я вот однажды наблюдал, как весьма уважаемая женщина-реставратор вела переговоры с широкошеим авторитетом, обустраивавшем спорт-бар в древних палатах. «Мать, палаты все в Кремле, туда и любуйтесь, а я здесь поставлю поперёк стоечку и буду подавать пиво!» — «Вы знаете, поперёк её каждый дурак поставит, а мы с вами сделаем вот что: восстановим вот этот портальчик, там у нас будет розлив…», — и так далее. Безусловно, такая каждодневная, малозаметная работа совестливых и добросовестных архитекторов и чиновников (такие бывают!) была наиболее действенной формой противостояния разрушительной стихии. Но мы-то говорим не о профессионалах, а о так называемом социуме, о затянувшемся равнодушии горожан к судьбе собственного города. И вообще, о превратностях общественного мнения.
Единственный заметный случай общественного резонанса 90-х – достопамятная кампания «Вас здесь не стояло», организованная журналом «Столица» по поводу установки памятника Петру. Да и то, активная роль общественности здесь свелась к заполнению подписных купонов. Напомним, что памятник был без предупреждения «подарен» городу, и протестующие были вынуждены требовать демонтажа уже готового монумента. Спор был очень серьёзным и закончился городским референдумом, на котором не менее половины опрошенных явило полное смирение с дальнейшей участью города: да, памятник им не нравится, но раз уж так произошло, то чего уж теперь… Пускай будет.
В середине 2000-х ситуация начала меняться. До этого момента действительно немногие представляли себе истинный масштаб разрушений. Но три откровенно запредельных истории, произошедших почти одновременно и на глазах у всего города – снос «Военторга», «Москвы» и пожар Манежа – сделали проблему предметом громких дискуссий. Протесты именитых представителей архитектурной общественности, бурные диспуты в прессе, появление сайта «Москва которой нет» и международного общества MAPS (Moscow Architecture Preservation Society), напомнившего о том, что историческое наследие старой Москвы не является частным владением столичного правительства.
Впрочем, прежде всего волна протеста выразилась в движении горожан против переселения жителей центра на окраины, против бездумного уплотнения жилых районов. Прежде всего здесь сыграли роль частно-собственнические инстинкты, потому как люди, вбухавшие деньги в обустройство собственного жизненного пространства, прекрасно понимают, как влияет на стоимость квартиры красивый вид из окна или же наличие крупного бизнес-центра под боком. Проявления подобных шкурных интересов крайне отрадны, потому как следующий шаг — неравнодушное отношение к двору, в котором будут гулять дети, к городу, в котором они будут жить.
В 2004 году даже мэр Лужков посчитал необходимым вмешаться в диспут, опубликовав в «Известиях» собственную статью, в которой сообщал, что «если бы высота новых зданий всегда соответствовала высоте окружающей «исторической» застройки, великие готические соборы никогда бы не появились на свет», а также на то, что «в московской культуре понятие копии иногда имеет не меньший смысл, чем оригинала». Аналогия с великими соборами была подтверждена строительством убогой 36-этажной гостиницы на Красных Холмах, активно вторгшейся в панораму самой Красной площади. А о цветущей практике «копирования» памятников, обогащающей старый город всё новыми и новыми смыслами, уже и говорить больше не хочется. Предоставлю слово Льву Колодному, долгие годы воспевающему созидательную деятельность Лужкова и Церетели на страницах «Московского комсомольца»: «Многим особнякам город вернул лицо, заменив сгнившее дерево камнем и оштукатурив стены. На восприятие образа здания эта замена никак не влияет». Речь, кстати, идет о собственных домах Герцена и Аксакова, не так давно заменённых бетонными новоделами.
И вот, спустя ещё несколько лет, мы можем наблюдать новый этап общественной активности, связанный с ростом интернетизации горожан, а также с действительными, хотя и небольшими, переменами в организации охранного дела. Плохие и хорошие новости становятся достоянием всё большего числа интересующихся граждан, а реорганизованное Москомнаследие заявляет о готовности к диалогу и сотрудничеству (при прежнем руководстве таких понятий вообще не существовало). Хотя на деле всё упирается в привычные бюрократические рогатки и в юридически ограниченные возможности самого комитета. Характерным примером может служить недавняя история с незаконной реконструкцией дома 6 в Хохловском переулке. Разрушение памятника началось, как водится, в выходные дни, к понедельнику от дома могли бы остаться рожки да ножки. Прохожий наблюдатель Николай Г. сфотографировал процесс и уже через 15 минут обнародовал картинку в ЖЖ. Через три часа Москомнаследие и ближайшее отделение милиции были завалены десятками телефонных звонков, через четыре на стройку прибыл участковый, чуть позже – инспекторская проверка (в выходной-то день!). Работы остановлены, но теперь дом стоит без кровли и лепные потолки, составляющие главную ценность здания, открыты всем дождям. Выясняется, что заставить хозяев вернуть крышу на место – отдельная, ещё более непростая проблема.
Нынешние застройщики, в известной степени воспитанные идеологами вроде Колодного, смотрят на охранителей, как на шайку полоумных хемулей, путающихся под ногами и зарубающихся на бессмысленном пересчитывании кирпичей. Чего их считать, когда все они одинаковые – старые и дряхлые. Поэтому огромную, хотя бы даже психологическую роль играет поддержка зала. Деревянный особняк Поливанова в Денежном переулке почти наверняка был бы разрушен, если б не хорошо организованный сбор подписей в его защиту. Арендаторы здания согласились с тем, что доставшаяся им руина – более чем просто трухлявый сарай и провели образцовую реставрацию. Ещё более отрадна инициатива граждан, выливающаяся не только в акции протеста, но и в конкретные действия. Скажем, жители дома 17 по Тверскому бульвару сами скинулись, заказали обследования, выявили в нём неизвестную науке постройку 17 века, заявили дом на госохрану и (будем надеяться) спасли его от намечавшегося сноса. Жители Хитровки сейчас также готовят материалы для придания площади статуса достопримечательного места, собирают необходимые для этой работы народные пожертвования. Следующим шагом, вероятно, может стать создание некой общественной организации, никак не зависящей от государства и действующей по всем направлениям, от общественной экспертизы проектов до помощи в организации выкупа и показательной реставрации бедствующих памятников.
Похоже, наступает момент, когда последствия уплотнительного градостроительства трёх последних пятилеток становятся очевидны уже и самым благодушным, на всё согласным избирателям. Охрана памятников – лишь небольшая часть тяжкой глобальной проблемы. Есть и гораздо более ощутимые для города сферы, в первую очередь, конечно же, транспорт. Те, кто не имеет возможности стоять в перманентных дорожных пробках, давятся в метро, а пешеходы с всё большим трудом продираются по глухо запаркованным тротуарам. Всё большее число горожан сознает, что дальше будет только хуже. Посмотрите, к примеру, на целый ряд строящихся 40-этажных корпусов, вытянувшихся вдоль без того проблемной Беговой улицы. Что станет с Третьим кольцом, когда все они будут сданы в эксплуатацию? Инженеры-градостроители чешут репу: «Будем развивать метро. Что вы хотите, такова плата за проживание в мегаполисе…» Кстати, новый генплан предполагает строительство 30 станций метро только в ближайшие четыре года. Существующие линии будут тянуться дальше горизонта – в Новокосино, Новопеределкино, Жулебино. При этом строительство второй кольцевой линии запланировано лишь к 2025 году… Раньше или позже городским властям придётся либо признаться в том, что Москва утратила контроль над глобальными градостроительными процессами, либо в том, что городу есть с кого спросить за непоправимые ошибки совсем недалёкого прошлого.
Кажется, недавно я понял, в чём состоит принципиальная разница между так называемыми «охранителями» и так называемыми «обновителями» города. Дело не только в том, что это продолжение старого противостояния физиков и лириков, экологов и урбанистов, пассеистов и певцов прогресса. Дело именно в отношении к тому, что принято называть «дальнейшим развитием города» — правда ли это развитие? Или стремительная деградация, которая, без всякого сомнения, также является одной из форм прогресса? Итоги Хитровского противостояния многим помогут окончательно разобраться в этом вопросе, быть может главном для сегодняшней московской философии.
Записи
5 комментариев