Архнадзор

Недавно в «Крокин галерее» прошла выставка художника Константина Батынкова, она носила актуальное название «Москва». К экспозиции прилагалась пояснительная записка, в которой автор делился своими невесёлыми московскими впечатлениями: «Москва для меня утрачена, и думаю, не только для меня. Мне очень нравилась Трубная, московская осень, листья шуршат, но от Трубной осталось одно название. Где мы с Сашей Флоренским и Колей Полисским ходили на этюды уже ничего не узнать и этюдов там больше не пишут… Я утром иду к остановке, меня окружает масса чёрно-белых человечков на фоне бесснежной серой зимы. Куда не посмотришь, везде строительные краны. Кругом стаи собак, причём во всех административных округах, а перед глазами вечный силуэт Останкинской башни».

Банальные, но по нашим временам уже вполне бесспорные мысли. Однако, как бы не так — невинная «Москва» была подвергнута жёсткой обструкции со стороны известного критика Григория Ревзина. Предоставляем пострадавшей стороне возможность высказать свою точку зрения на «Москву», Москву и искусство как таковое. Ниже приведена стенограмма беседы Константина Батынкова и Александра Можаева.
Иллюстрации предоставлены «Крокин галереей».

АМ: — Если совсем в двух словах, о чём была эта выставка?
КБ: — Да ни о чём. Я давно уже рисую одну и ту же картину, про другую жизнь. А что на ней конкретно изображено, уже не важно.
АМ: — Это как «Дип пёпыл», которые за последние 30 лет…
КБ: — Их не трогай! Это хорошая тупость упрямых людей, это ведь не для того, чтоб слушать каждый день. Но зато я пришел в «Олимпийский», выпил перед входом бутылку водки из горлышка, и на 40-й минуте чуть не плакал. Вот зачем это надо.

АМ: — То, что ты про «Москву» в прессрелизе написал, на мой взгляд, не вполне объясняет происходящее на картинах.
КБ: — Да фигня это всё, им лень самим релизы писать, вот они меня напоили и заставили. Я же вообще рисую для того, чтобы не писать и не разговаривать.
А ты знаешь, как меня Ревзин обосрал??? П.ц просто, здоровая разгромная статья в «Коммерсанте», называется «Рукодум». То есть Батынков му.. типа полный, жопой думает вместо головы. Модный художник у менеджеров среднего звена, .уярит одно и то же, отлетают как блинчики картины.
А всё началось с того, что давал я лет пять назад интервью какой-то глупой девице, она спросила: «О чём вы думаете, когда рисуете?» Вот если человек сидит, пишет музыку или стихи — о чём он думает? Ни о чём, его просто прёт и всё. Я ей и говорю, что я когда рисую тушью по белому листу, она растекается, а ты её только успевай тряпочкой подбирать — руки работают автоматически, а думать ты можешь до или после. Она интервью обработала так, что осталось: Батынков вообще не думает, за него думают руки.

АМ: — Да ведь для художника это не так уж плохо.
КБ: — Ну да, а Гриша всю статью на этом построил: что я тупой, нарисовал очередного говна, думаю только о деньгах и вообще думаю жопой. Ежели так, то Шишкин тоже рукодум — елочки да березки, березки да елочки. А у меня вот маленькие такие человечки, собаки стаями бегут куда-то, то по Сибири, то по Москве, то по Космосу. И нет за этим никакой теории и программы. Какая у Есенина программа была? Писал и всё.
Но есть серьёзные образованные люди – критики. У них под ногами крутятся всякие там художники, музыканты, поэты, и это их дико раздражает. Они ничего не производят и не понимают, как это делается, зато очень здорово выносят приговоры.
АМ: — На днях Ревзин и делу моей жизни приговор вынес: «Старая Москва уже умерла и её больше никогда не будет». Похоронная команда такая.
КБ: — Москва теперь – дом «Патриарх» и Манежная площадь, и это не так плохо, как поначалу кажется. На мой взгляд, ярко выраженный китч лучше, чем вся эта безликая советская херня. Вот, например, статуя Свободы — отвратительная до безобразия скульптура, но она стала символом чуть ли не всей Америки. Или «Три богатыря», ё. твою мать! Ты знаешь, что в мировом искусстве творилось, когда Васнецов рисовал эту картину? И ничего, прошло! И Пётр Первый из той же оперы, ведь трудно уже представить Стрелку без этой мандулы. И потом, такого нет больше нигде на свете.

АМ: — Какой ты соглашатель. Можно такую же мандулу впаять среди Кремля, а потом говорить, что без неё он уже не представим, и что ни у кого на свете нет такого Кремля уродливого.
КБ: — А я, кстати, был в Кремле. Совсем не пробило.
АМ: — Разве не красиво?
КБ: — Нет! Х.ня какая-то праздничная, и вся Москва — модель этого Кремля дурацкого. Понастроили всякой пое.ни старой да новой. Да, Кремль — это дикая по.ня, дикость российская!
АМ: — Кхе. Хорошо, а что тогда красиво?
КБ: — А вот – облака. Вот женщина это красиво. Это природа, это космос, это интересно.
АМ: — А из созданного людьми?
КБ: — Ничего. Люди только срут и портят.
АМ: — То есть великого искусства не существует?
КБ: — Нет. Парфенон что ли красивый? Натыркано на горе хер знает чего непойми кем. Древние греки, создавая эту свою классику, молились пню, е.. в жопу и резали друг друга за нефиг делать, и такова вся история человечества. Войны, грехопадение и ужасы. Это перевешивает всё хорошее.

АМ: — Может хотя бы Василий Блаженный?
КБ: — Тоже х.ня, пряник какой-то крашеный.
АМ: — Вот ты и договорился: Пётр хорошо, а Василий плохо.
КБ: — Да это вещи одного порядка, руками сделанные. Каждый нормальный человек хочет смотреть из своего окна на лес или океан, а не на Парфенон или Эйфелеву башню, потому что это остопи.т через неделю. Видал я и моря и горы, носило меня от Амура до Туркестана. В Париже у меня мастерская была на Монпарнасе, и я там ничего не рисовал. Вид из окна вообще не подбивает на подвиги. Сейчас у меня за окном херня какая-то  машинами заставленная, и мне, откровенно говоря, всё равно. Москва — дурной город, но это ощущение любого мегаполиса, в Нью-Йорке люди точно также живут. Нравится или нет, а это то, что есть, как серое небо восемь месяцев в году и квашня под ногами. Вон она торчит между домами, башня Останкинская, никуда от неё не спрячешься. Ну и пусть торчит, мы все её любим, мы привыкли.

АМ: — Есть плохая погода, есть вещи, которые сложились до нас, и есть то, что происходит сейчас и на что мы можем повлиять. Или хотя бы не участвовать.
КБ: — Значит, так: сказать мы ничего не можем, тявканье ни на что не влияет. Это просто вы с Ревзиным так самоутверждаетесь в своём мастерстве. А я картинки рисую – один хер. А тем, кто принимает решения, вообще всё по барабану.
АМ: — У меня есть немногочисленные примеры обратного толка.
КБ: — Не более чем приятная иллюзия. Всё равно ничего не изменится. Вот, например, Цусима. Поплыли 50 кораблей, обогнули весь мир, проявили чудеса героизма, безумие и отчаяние, уважение к ним с моей стороны запредельное. Только чего они вообще туда плыли и чего там делали, зачем это всё? Я в хаосе происходящего не могу найти рациональное зерно, в искусстве тоже. Остаётся неглядя тыкать пальцем. Если повезёт, то можно попасть в небо или в анальное отверстие. И то и другое хорошо и приятно.

АМ: А вот если раковину оторвать и в окно выкинуть, как артист Николсон?
КБ: — Ну да, простые вещи, только они и работают. Хотя бы попробовать. Вот я попробовал. Пускай и Гриша тоже пробует. Я ж не кретин, я понимаю – есть Вермеер, а есть мои рукодумские картинки, ну и что ж теперь? Всё равно все мы плесень говорящая.
АМ: — Не ссы никого.
КБ: — Да серьёзно. Ты представь картину: есть шарик, который болтается в космосе, а на нем сидят муравьи и рассуждают, что мы тут что-то обустроим прекрасное, а сами только гадят этому шарику и кончится всё у них очень плохо. Построят какой-нибудь дом с колоннами, а потом рассуждают, как это красиво. Какие амбиции у этих муравьёв!!!
АМ: — Но ведь речь о том, чтобы сделать нечто по своему росту, настолько хорошо, насколько ты можешь.
КБ: — Сиди на жопе и помалкивай, кто тебе сказал, что ты делаешь хорошо — такие же муравьи? Сань, ты чё, я тебе про космические вещи рассказываю!

АМ: — Но космос он ведь и в капле воды космос. Мы-то живём человеческим масштабом.
КБ: — Только какой смысл об этом говорить? Вяк сверчок знай свой шесток. У меня вон друг в Грецию съездил, и как увидел мраморный палец древней статуи, сквозь который солнце просвечивало — перестал существовать как художник. Я вот тоже когда в Лувре первый раз Энгра увидел…
АМ: — Но ты ведь продолжаешь рисовать.
КБ: — Я деньги зарабатываю! Если Василий Блаженный – пряник, то кто такой художник Батынков… Как в мультфильме про Баранкина: вот я, вот я превращаюсь в муравья. Чем гордиться?
АМ: — Не гордиться, а радоваться.
КБ: — Я радуюсь. Мы вот с тобой здоровые, хорошие, водки выпили, пи..уем себе по улице. Ни у станка, ни у прилавка, ни в офисе, а вот просто пошли прогуляться – это прекрасно. А теперь всё, я в мастерскую, на дно, пряники рисовать, рукодумствовать. Пока кризис не грянул — надо деньги зарабатывать.

 Распечатать статью

Опубликовано 5 марта 2008 в 16:38. Рубрики: Пять морей.
RSS лента комментариев к этой записи. Вы можете оставить комментарий, или трекбек с Вашего сайта.