Лютая поводь
Александр Можаев, Вадим Апенин
Публиковалось в журнале «Большой город»
Общеизвестно, что главным московским бедствием (после дураков и дорог, разумеется) многие сотни лет были пожары. Копеечная свечка или нетщательно погашенный окурок периодически истребляли то улицу, то слободу, а то и весь город разом. Но существовала еще одна враждебная стихия — водная, хоть и не столь грозная, но доставлявшая огромное множество хлопот. И хотя при разговоре об отечественных наводнениях скорее представляется северная столица – «Нева металась как больной в своей постели беспокойной…», но и Москва многожды претерпевала от сезонных метаний своих многочисленных рек и речушек. Предел этому был положен лишь строительством канала имени Москвы, и произошло это ровно 70 лет назад. Московские наводнения с тех пор стали преданиями. Однако в эпоху глобальных климатических изменений нелишне вспомнить о тех временах, когда прирученная, примученная и усталая старушка Москва-река еще была буйной и своенравной красавицей. Очистительные воды Москвы и её притоков напоминали жителям о позабытой совести и служили одним из явных проявлений гнева Господня. «Помойтесь, ребята!».
Прежде всего, разберёмся, что мы вообще знаем о наводнениях московского природно-хозяйственного региона. А то, что подразделяются они на весенние паводковые и дождевые осенне-летние. Обусловлено это погодным режимом, который в наших краях придерживается соответствующего графика. Сначала, разумеется, подъем. Подъем речных вод начинается примерно 29 марта и длится 11 дней. Далее – интенсивный подъем, кульминация (13 апреля) и интенсивный спад. Потом следуют летний межень, осенний межень, проход сала (он же осенний ледоход), ледостав, зимний межень. Но иногда этот естественный процесс дает сбои, и избытки вод выходят наружу. Средняя периодичность таких неприятностей – четырежды в столетие. Основной и наиболее традиционный способ борьбы со стихией – паническое бегство.
Первый из достоверно известных московских потопов согласно археологическим данным произошел 10-12 тысяч лет назад и получил название Великого. Точных данных о жертвах и разрушениях не сохранилось. Первое же наводнение, зафиксированное летописями, состоялось весной 1496 года. Синоптики и метеорологи свидетельствуют, что для создания потопоопасной ситуации в это весеннее время необходимо наличие трех основополагающих факторов: снежный покров толщиной не менее 100 мм, резкое потепление и изобильные осадки. Так оно тогда и случилось: «Зима люта бысть, мразы быша велики и снеги, а на весне на Москве и везде поводь зело велика бысть, и за много лет такой поводи не помнят».
Надо сказать, что весенние паводки всегда были если не катастрофой, то, по крайней мере, серьёзной проблемой. Льдом сносило припаркованные за городом транспотрные судоходные средства и спасти их можно было лишь кидая кошки с моста или берега. Иван Шмелев вспоминает: «Снега большие. Будет напор — сорвет. Барочки наши свежие… коль на бык у Крымского не потрафят — тогда заметными якорьками можно поперенять, ежели как задастся. Силу надо страшенную, в разгоне… Без сноровки никакие канаты не удержат, порвет, как гнилую нитку!» Еще бы — расход воды до 2860 кубометров в секунду. Потому же до конца 19 века все, кроме каменного, мосты на Москве были деревянными, на зиму разбирались. А еще раньше ставили так называемые живые мосты — связки плотов, которым никакие изменения водяного уровня были нипочем.
Крупные наводнения в столице были столь же привычным проявлением стихии, что и пожары – 1518, 1566, 1607, 1655, 1687, 1753, 1778, 1783, 1786, 1815, 1856… Причиной этому было бездумное и безответственное истребление окрестных лесов старомосковскими лесорубами. Талые воды стремились с облысевших берегов, не встречая ни малейшего сопротивления. Вскрывшийся лед несся по течению со страшной разрушительной силою. 15 апреля 1655 года ледоходом была разрушена наружная стена Кремля (та, что шла вдоль реки параллельно существующей ныне). В 1709-м «морозы были великие, также и снега были глубокие, а вода была великая на Москве-реке, под Каменный мост под окошки подходило и берегов дворы сносило и с хоромами и с людьми и многих людей потопило, а также и церкви многие». В 1753 снесло колокольню церкви Георгия в Ендове (на Балчуге), находящуюся на расстоянии целого квартала от современной набережной. Не обходилось без жертв, в частности, в одно из самых сильных наводнений в апреле 1783 года рухнул застроенный торговыми лавками Каменный мост. Московский главнокомандующий граф Чернышев сообщал Екатерине: «Обвалились три арки моста и бывшие на них 11 лавок каменных с разными мебелями купца Епанишникова, суммой на 1100 руб. Упал один стоявший в это время на мосту и убит, а развалинами задавлены бывший под мостом рыбак и две бабы, у берега для мытья платья находившиеся».
Особенно часто затапливался низкий правый берег Москва-реки. В незапамятные времена русло Москвы-реки проходило там, где сейчас задумчиво струит свои перламутровые воды Водоотводный канал. Подмывая высокий левый берег Москва постепенно перемещалась к северу, оставляя за собой болота и всевозможные колдобины. Отсюда, собственно, происходят названия Болотной площади и Балчуга («балчех» по-татарски – топь, грязь). Память о слякотном времени хранится также в названии Раушской набережной. Происходит оно от трогательного слова «ровушки», то есть небольшие рвы, предназначенные для стока речной воды во время половодья. По трассам этих ровушек после сооружения канала (начатом в 1785 году) были проложены поперечные переулки Острова. Канал позволил временно отвести воду из русла Москва-реки, чтобы восстановить рухнувший мост, да и в целом способствовал значительному осушению прилегающей территории.
Сама же по себе проблема не только сохранялась, но со временем становилась все более серьезной. Исследователь московских наводнений В.К.Шпейнер предположил, что паводки имеют склонность к росту. Каждое новое наводнение превышает уровень предыдущего в среднем на 32 см. Вот поэтому самым крупным стал последний из великих московских потопов, приключившийся в Страстную неделю, 10 – 14 (23 – 27 по новому стилю) апреля 1908 года. Особенно пострадали низовья Москвы-реки у Коломны — были затоплены 183 селения, над бывшими пахотными полями плавали пароходы. Московская Городская Управа докладывала, что в Москве водой покрыто до четырех миллионов квадратных саженей, то есть почти одна пятая всей площади города. Река поднялась на девять метров, слившись с Водоотводным каналом. От стен Кремля до Замоскворечья на полтора километра простиралось одно сплошное озеро, из которого возвышались дома, деревья да верхушки фонарных столбов. «Московские ведомости» печатали ежедневую хронику событий: «разлив реки явился полной неожиданностью и многим пришлось провести ночь на чердаке, о спасении же имущества не приходилось и думать», «Брянский вокзал оказался отрезанным и окруженным водой», «наводнение затопило центральную станцию Электрического общества и подача электроэнергии прекратилась».
Московский вице-губернатор Владимир Джунковский оставил воспоминания, в которых повествуется о зрелище «потрясающем, но удивительной красоты. «Болото» превратилось в настоящее бушующее море. В воде отражались огни квартир, расположенных во втором этаже. В первых этажах была абсолютная темнота. Особенно красивая картина была вечером между мостами Каменным и Москворецким, возвышавшимися над сплошной водной поверхностью. В воде ярко отражались электрические фонари обоих мостов, а по линии набережных почти над поверхностью воды горели газовые фонари, от которых виднелись только верхушки. Казалось, что это плавающие на воде лампионы. Кое-где виднелись лодки, наполненные пассажирами с горящими свечами в руках: это возвращались богомольцы из церквей после Двенадцати Евангелий в Страстной четверг».
Хамовники, Дорогомилово и Пресня представляли собой Венецию, к Воробьевым горам глаз тонул в безбрежном пространстве бурлившей воды. Площадь Павелецкого вокзала вся была залита водой. Последний вечерний поезд отошел с большим трудом: колеса не брали рельсов, продвинуться удалось только с разбега и поезд, рассекая волны, двинулся с места.
Пасхальная ночь обитателей Замоскворечья, Дорогомилова и других мест оказалась весьма тяжелой. Многие остались без освещения, без припасов, без возможности перемещаться. Из Кремля в эту ночь вместо обычных расцвеченной разноцветными фонарями и бенгальскими огнями панорамы Замоскворечья открывалась унылая картина мертвого города».
В былое время на многих московских домах устанавливались мемориальные зарубки, фиксирующие уровень талых вод. Теперь эти дома исчезли, совсем недавно исчез и специальный водомерный столбик на Болотной площади, но остаются отметины на западной башне Новодевичьего монастыря и еще полторы своеобразных реликвии на Якиманской набережной. На углах дома №4 недавно висели две небольших, закрашенных, практически совсем неприметных глазу таблички. На покалеченной мародёрами правой было можно разобрать лишь «У-Ы-11», левая сохранилась лучше. «Уровень воды 11го апреля 1908» гласит она. Сантиметров на десять выше среднего человечьего роста. Теперь, после реконструкции здания, копии этих табличек появились и на боковом фасаде здания, но лучше уж больше, чем меньше.
Последнее значительное московское наводнение произошло в 1931 году. Тогда вода поднялась на 6,8 метров. И в том же году было принято решение о строительстве канала Москва – Волга. Как писали путеводители, «этот важный элемент социалистической реконструкции дал возможность обеспечить санитарное оздоровление города». Одновременно с оздоровительным строительством было произведено регулирование сточных вод, и вероятность новых паводковых наводнений значительно снизилась. Но опять же не исчезла – в 1948-м Москва всерьез готовилась к очередному бедствию. Половодье уже успело набедокурить за городом и по реке проплывали льдины с чьей-то мебелью. К набережным стягивались военные, подвозили лодки, заколачивали витрины, но по счастью вода спала.
Помимо половодий, водная стихия напоминала о себе еще и ливневыми потоками. «1566 года в август в 26 день бысть поводь велика, аки весною,и на Москве-реке живой мост снесло, а из-за речья всякие люди к городу ездили паромы и в судах, и на дворах, которые блиско к берегам, хоромы посносило». Не менее реалистично подобное бедствие описывает Алан Александрович Милн: «Маленькие сухие канавки, в которые Пятачок бывало так часто лазил, стали ручьями; ручейки, по которым он бывало шлепал, подвернув штанишки, превратились в потоки, а речка, на берегах которой так весело играли, вылезла из своего ложа и разлилась так широко, что Пятачок начал беспокоиться, не заберется ли она скоро и в его собственное ложе». Да что далеко ходить, все помнят почти селевые потоки, пронесшиеся по московским улицам в день последнего урагана, особенно опасные плавающими в них оборванными электрическими проводами. По левую сторону Рождественки, на высоком берегу Неглинной, ручьи превращались в настоящие водопады глубиной по колено. И заметьте — этот проливной дождь угомонился меньше чем за час.
До 1974 года старый коллектор Неглинки, случалось, не выдерживал дождевого напора, воды вырывались на бульвар, Трубу, Самотеку и прилегающие окрестности. В 1949 году вода на Неглинной улице поднялась на 1,2 м. После ливня 25 июня 1965 года на перекрестке Неглинки и Рахмановского переулка образовалось лужа площадью в 25 гектар. Однако в 1975м был выстроен новый подземный коллектор шириной в пять метров и высотой более трех, способный пропускать до 70 кубометров воды в секунду вместо прежних тринадцати с половиной, и с тех пор о Неглинке забыли.
А стали наводнения легендой, или может быть еще вернутся — это мы посмотрим. Горит Калифорния, штормят китайские провинции, и никто толком не знает что ждать от грядущей московской зимы – снегов, дождей или засух. Так что о совести все равно не забывайте.
Записи
2 комментария