Люди наших холмов
Эпоха Камня
Максим Перевитский
В те давние-давние тысячелетия, когда поросшие корявой карликовой березой берега Москвы реки сотрясались от тяжелых шагов мамонтов, а жизнь кончалась где-то за Волгой, где остановил свое наступление беспощадный и, как казалось, вечный лед, появился на этой суровой земле человек. И хоть и был он волосат, груб и узколоб, все же являлся он человеком, и при том человеком разумным, т.е. нашим с вами прямым предком.
В 1936 году, во время строительства гидросооружений на речке Сходня, немного выше места ее впадения в Москву-реку (на территории современного района Тушино), лопата землекопа явила на свет божий верхнюю часть черепа подобного существа. Этот череп, прозванный в народе «Сходненской находкой», оказался самым ранним свидетельством пребывания человека на московской земле. И по сей день москвичи могут полюбоваться на него в экспозиции музея истории Москвы.
Если повнимательней посмотреть на череп, то можно заметить отпечатавшуюся на нем сетку. Это следы плетеной шапочки, пропитавшейся в земле солями, которые и передали после разложения нитей структуру ткани. Открытие воистину мирового масштаба, указывает на существование в древнейшие времена если не ткачества, то вполне искусного вязания, но… Изучен сей артефакт недопустимо мало — то не было аппаратуры, то денег — и так по кругу.
Как же оказался череп там, где его нашли? Попробуем реконструировать события примерно двадцати пяти тысячелетней давности.
В один прекрасный день, увлекшись преследованием дичи, человек выскочил за нею на болото, протянувшееся вдоль берегов речки Сходни, и, обуянный жадностью, вместе с дичью потонул. О том, что место это было воистину гиблое, говорят огромные скопления костей животных, характерных для того периода. И лишь одно гложет душу краеведа — нет при этой находке полноценного археологического памятника… Поэтому история планомерного заселения московской земли начинается несколько в другом месте, а именно в Зарайске.
Как всегда, все значимые открытия делаются случайно. Не стало исключением и открытие древнейшего поселения на московской земле. Зимой 1980 года московский археолог Александр Трусов находился по казенной надобности в городе Зарайске. Сотрудница местного музея показала ему несколько кусочков кремня со следами обработки, собранных прямо под стенами кремля. Обследовав береговые обнажения, археолог понял, что находки происходят из древнего культурного слоя, т.е. не являются привезенными из других мест вместе с песком или щебнем. С наступлением весны был забит первый шурф. Огромное количество костей мамонта, примитивные кремневые орудия, кострища, следы жилья — все говорило о том, что обнаружена стоянка древних охотников.
В то время территория современной Московской области входила в так называемую предледниковую зону. Сейчас, пожалуй, и не найдешь на Земле климатический пояс, соответствующий тем условиям. Достаточно суровый климат, сухие холодные зимы, неглубокий снежный покров, редкие низкорослые кустарники при отсутствии крупных деревьев. Из животных водились мамонт, шерстистый носорог, бизон, северный олень, песец.
Жители Зарайских стоянок были охотниками на мамонтов — существовала в то время своего рода специализация, обусловленная природными условиями местности, где проживало племя. 90 процентов костей, найденных при раскопках, принадлежали именно этому животному. Оно являлось для них не только источником пищи. Мелкими костями и жиром мамонта заменяли дефицитные, из-за отсутствия деревьев, дрова, из больших костей и шкур строили жилища.
Подобные жилища были раскопаны и в Зарайске. Это были круглые в плане, шатрообразные конструкции, напоминающие ярангу современных северных народов. На каркас, состоящий из деревянных жердей и длинных костей мамонта, набрасывались шкуры, которые в свою очередь снова придавливались тяжелыми костями. Диаметр такого жилища равнялся примерно шести метрам.
По результатам исследования памятников этого времени известно, что из-за ограниченного количества древесины для отапливания жилищ использовались так называемые жировые лампы. Это была емкость или ямка наполненная жиром мамонта, в которой закреплялся фитиль. Горение такой лампы худо-бедно поддерживало небольшую плюсовую температуру.
При раскопках Зарайских стоянок было обнаружено много ям глубиной до одного метра. По всей видимости, это следы от древних “холодильников”. Ясно, что огромное количество мяса убитого мамонта съедалось не сразу, возникала необходимость заготовить его впрок. В одну такую ямку в среднем утрамбовывалось около кубометра мяса. Учитывая, что даже летом температура редко поднималась выше 5 — 6 градусов тепла, земля сильно не прогревалась и мясо сохранялось довольно долго.
Нередко кости и бивни мамонта находят и в самой Москве. Очень много останков этого зверя нашли в Лужниках при строительстве спортивного комплекса. Одна из последних находок была сделана на Минской улице — при подводе коммуникаций к котеджному городку строители обнаружили бивень. Кость мамонта была обнаружена и при недавних раскопках на территории Зачатьевского монастыря на Остоженке.
Люди, жившие на Зарайских стоянках, относились к современному антропологическому типу, однако, о каких-то расовых особенностях можно будет говорить только после обнаружения более-менее целого черепа. Если же судить по данным ближайших раскопок, то на Среднерусской возвышенности в то время жили представители двух рас – европеоидной и не существующей сейчас расы с выраженными негроидными чертами, названной антропологами гримальдийской. Откуда взялись на наших северных просторах доисторические негроиды, куда они потом подевались… Нет данных о том, чтобы кто-то обмывал Нобелевскую премию по этой теме.
Плотность населения в то время была невысокая. Разделение между отдельными крупными группами охотников достигало сотен километров, а территория, необходимая для пропитания одного такого коллектива, измерялась тысячами квадратных километров. Возможность встретить чужака была крайне мала. И если в погоне за мамонтом охотники, пройдя огромные расстояния, оказывались на чужой территории — вражды между охотничьими коллективами не было. Скорее, наоборот — в трудные годы они объединялись. В эпоху палеолита люди не могли позволить себе роскошь убивать друг друга. Правда, была на Зарайской стоянке и находка, доказывающая наличие каннибализма. Это кость ноги человека со следами, недвусмысленно свидетельствующими об употреблении ее хозяина в пищу.
Несмотря на всю мрачность и безысходность палеолитической действительности, люди этой эпохи отличались весьма приличными художественными способностями. Если будете в Зарайске, не поленитесь, посмотрите в местном музее фигурку бизона, вырезанную палеолитическим художником из бивня мамонта. С трудом верится, что ей около 20 тысяч лет…
Приблизительно десять тысяч лет назад, с наступлением среднего каменного века или мезолита, меняется климат. Он уже мало отличается от современного. Отступает на север ледник, оставляя каскады озер и груды валунов, так радующие ныне глаз. Чуя скорый конец, следом за ледником уходят понурые мамонты. Там они пробродят еще немного и, то ли стараниями наших предков, то ли в силу перемены климата, вымрут. После исчезновения мамонта на московской земле основным охотничьим трофеем становится северный олень, но и он постепенно перекочевывает на север — ведь привычные для него просторы зарастают густыми лесами.
Наконец проходит дефицит топлива. Возникает необходимость рубить дрова и появление первого кремневого топора не заставляет себя долго ждать. Человек смывает с себя слой мамонтова сала, проветривает одежду от вездесущего запаха жженой кости, и становится похож на себя самого, то есть на человека. Он мирно удит рыбу, гоняет по лесу разных зверушек, а некоторых даже приручает. При раскопках мезолитических поселений попадаются кости домашней свиньи.
Уже отпадает необходимость в крупных охотничьих коллективах — мамонтов и носорогов больше нет, а на мелких животных и птиц охотиться можно и в одиночку. Широкое распространение получает лук. На мезолитических стоянках все чаще встречаются кремневые наконечники для стрел. Увеличивается количество мелких подвижных групп охотников и рыболовов, а значит, увеличивается и число стоянок. Они разбросаны по всему Подмосковью, на сравнительно небольших расстояниях друг от друга. Особенно много их возле торфяных озер в районе Шатуры.
Однако, не надо далеко ехать, чтобы благоговейно постоять на месте, где в «каменное средневековье» кипела жизнь. Мезолитическая стоянка находится под пикантно известным сквером у Большого театра, прямо под фонтаном. Открыли ее совсем недавно — при проведении реконструкции Театральной площади молодой археолог Константин Панченко обратил внимание на кусочки кремня со следами обработки. Матерые специалисты по каменному веку продатировали их эпохой мезолита. Стоянка сразу заняла почетное место самого древнего археологического памятника на территории современной Москвы. Скорее всего, это остатки поселения рыболовов, активно эксплуатировавших рыбные запасы речки Неглинки, ныне упрятанной в трубу.
К мезолиту относят появление и такого специфического памятника, как свайные конструкции над водой, или, иначе говоря, — помосты. Берега подмосковных озер испокон веков заболоченны, и подойти к воде, чтобы половить рыбки или набрать чистой воды, всегда было проблематично. По этим помостам древние рыболовы и подбирались к воде, от них отчаливали лодки, там же разделывали рыбу. Кстати, на подобных помостах часто обнаруживают следы от костров. Соблюдая правила противопожарной безопасности, их разводили на толстой песчаной подсыпке. По всей вероятности, костры использовали для ночного лова рыбы с помощью гарпуна. Этот способ успешно используется и сейчас, причем настолько успешно, что считается браконьерским.
Запасаясь впрок, рыбу сушили и, конечно же, коптили. Кроме рыбы запасались и вялеными гусями. Их в огромных количествах добывали во время линьки. Охотники, вооруженные простыми палками на лодках догоняли утратившую способность летать дичь и глушили ее. Суточная добыча пары охотников в такие дни могла превосходить тысячу птиц, а ведь это даже после сушки — несколько тонн мяса.
Керамика появляется с приходом заключительного этапа каменного века – неолита, продлившегося условно от 7 до 3 тысячелетия до н.э. Люди целенаправленно начинают придавать глине необходимую форму и обжигать ее. При этом они показывают прекрасные знания в области теплопроводности материалов. Неолитические керамические сосуды сплошь покрыты узором из ямочек. Это не просто узор — там где ямочка, стенка сосуда тоньше, а значит, она быстрее нагреется, а если она быстрее нагреется, то сэкономятся время и дрова, а это очень хорошо, учитывая, что прочность сосуда в целом не уменьшается.
Неолитические охотники намного изощренней своих предков — они широко используют хитрые ловушки, совершенствуют охотничье оружие и способы охоты, приручают собаку. Рыболовы тоже не отстают — появляются сети, и вряд ли с тех пор придуман хоть один новый способ рыбной ловли. Даже лодки того времени приняли свои классические очертания.
Памятники эпохи неолита находятся повсеместно. Стоит только побродить по песчаным берегам Москвы-реки, Оки или Рузы и внимательно посмотреть на мелкие кусочки кремня у вас под ногами — наверняка попадутся такие, что напомнят то лезвие ножа, то наконечник стрелы, то небольшой скребок. Поверьте, это не игра природы, а плоды усилий наших предков.
В неолит на территории Европейской России жили бок о бок представители двух рас — европеоидной и монголоидной, ветвью нынешних палеоазиатов. Тех, в кого превратились местные монголоиды, вступив в связь с индо-европейцами, принято теперь называть лопаноидами, предками современных фино-угров. Монголоиды и европеоиды зачастую были перемешаны в пределах одного племени. Известный памятник, относящийся и к мезолиту и к неолиту — Оленеостровский могильник, расположенный на одном из островов Онежского озера, содержит захоронения, как типичных европейцев, так и монголоидов. Встречены и останки людей имевших и те и другие признаки. Это красноречивый пример полного отсутствия расовых предрассудков.
Плотность населения неуклонно растет, но пока не превышает критическую черту, после которой появится необходимость бороться за место под солнцем. Скоро эта необходимость настанет и, к сожалению, не кончится больше никогда. А пока неолитический человек шлифует боевой топор, которым нельзя рубить дрова и охотится на зверя… Близится век Бронзовый — век воинов.
3 комментария