Архнадзор

 

Интервью было опубликовано в журнале «Большой город» 16.02.2005.

Как известно, знаменитый деятель искусств Дмитрий Александрович Пригов родился в окрестностях Патриаршего пруда, в местах нарядных и вполне рентабельных. Однако с гораздо большим увлечением он рассказывает о своей второй родине, далеком Беляеве, в котором проживает с 1964 года. Район, в общем-то, ничем не примечательный, однако мне эти края также не чужие — я квартировался здесь пару лет назад и по случаю даже лишился в проходных беляевских дворах одного переднего зуба. Одним словом, нам было что обсудить.

Мы шли от метро по улице Миклухо-Маклая, Дмитрий Александрович рассказывал:
— Дело в том, что на моей памяти Москва расширялась неоднократно, и каждый этап моей жизни отмечен новым ее размером. Скажем, конец войны — это детское воспоминание о том, как по Садовому кольцу водили пленных немцев. Возможно, Москва распространялась и дальше, но для меня она тогда была ограничена именно Садовым. Потом я переехал на Шаболовку — и Москва стала оканчиваться нынешней площадью Гагарина. Там, за Окружной железной дорогой, были деревенские пруды, в которые мы бегали лягушек ловить. Затем при Хрущеве город стал расширяться на юг, дорос до Университета и Новых Черемушек — это все мои молодые годы. Сознательную семейную жизнь я начал, когда Москва распространилась на Беляево, а сейчас я уже и не слежу куда она ушла. Вот эти первые три пятиэтажки по улице тогда стояли среди просторных полей, и мимо них ходил автобус раз в полчаса. Я жил в первой, помню: доезжаешь до Юго-Запада, а там поля, солнце садится и дико лимонником пахнет.

Здесь началась обычная история: когда мы подошли ближе, оказалось, что пятиэтажек уже не три, а одна, но именно та, мемориальная. Ее вид вызвал у поэта Пригова добрые ностальгические чувства:

— Это был совсем другой быт, такая неспешная советская жизнь, когда можно было полчаса стоять на остановке, с собакой гулять сколько влезет. Вечером приходили друзья и трепались до полуночи — такой рай, купленный за счет больших ограничений. Теща выходила в магазин в 8 утра и возвращалась домой в три, за это время набирала всякие продукты для еды. Это не как сейчас в магазин сбегать, тогда конструкция жизни была иная. И если у тебя был кто-то, чтобы добыть поесть, чтобы не помереть с голоду, то ты мог читать, работать, думать. С части населения была снята забота борьбы за существование, и это давало детское ощущение неизменности жизни и отсутствия личной ответственности. Не могу сказать, что это свобода, но это анестезирует. И само Беляево было тогда тихой провинцией, собственно говоря, загород — на той стороне Профсоюзной был совхозный свинарник от которого шел дикий запах, коровы прямо к дому подходили. Жена моя их дико боялась, приходилось ее каждый раз из подъезда выводить.

Здесь стоит прерваться и все-таки поглядеть по сторонам, хотя глядеть-то в общем совершенно не на что. «Седьмой континент», кинотеатр «Витязь» и интересная буфетная с розливом. Налево за домами есть одна-единственная достопримечательность — затиснутая многоэтажными домами древняя церковь Сергия, но отсюда ее не видно. Дальше по Миклухе начинается территория университета Дружбы народов, но это вообще отдельный город. А в остальном — панельные жилища без конца и края. В мою здешнюю бытность я был очень удручен этим пейзажем. А Дмитрию Александровичу и это нравится.

— Я сына своего, когда ему было года четыре, повел показать центр, арбатские переулки. Походили, он и говорит: «Поедем назад, здесь так страшно, тесно»… А вот в Беляеве свободно, видно далеко, есть масштаб, пространство. Так что дело не только в архитектуре, а в том как ты привык ходить, что видеть — для кого-то это мегаполисное, а для кого наоборот нормальное. Люди перестали гулять, в основном человек теперь живет не на улице, а в интерьере. В баре, за компьютером дома, за компьютером на работе, или в коробках, в которых перемещается на большие расстояния. По сторонам мало кто смотрит. Так что прелести, которые отстаивают архитекторы — прелести архаичного человека. Возможно, что это все есть и на самом деле, но уже как искусство для искусства, то есть роль архитектуры не такая тотальная, как кажется самим архитекторам. Меня эти обпиленные дома не раздражают, не было бы лишь разрухи. Сегодняшняя тенденция — это большие мегаполисы, сам психотип меняется. Вы только представьте: моим первым техническим средством коммуникации была тарелка радио, а теперь я узнаю, что происходит у моего друга в Австралии раньше, чем у моего соседа!

Дмитрий Александрович не только находит удовольствие в Беляевском бытовании, но более того, также как и 40 лет назад, полагает, что живет в провинции.

— Между прочим, Беляево и теперь сохраняет черты загородности. Здесь происходит некоторое экранирование от всех центральных проблем. Вроде Москва, но зимой почти не убирают снег. Никакой промышленности, воздух чище, рядом зона отдыха огромная, вообще не чувствуется перенаселения. И я за эти годы настолько сжился с этим районом, что меня давно не покидает одна важная идея: быть герцогом Беляевским.

 Распечатать статью

Опубликовано 21 июля 2007 в 22:26. Рубрики: Будни краеведения.
RSS лента комментариев к этой записи. Вы можете оставить комментарий, или трекбек с Вашего сайта.