Архнадзор

 

Александр Можаев
публиковалось в журнале «Большой город»

В этом году Москва будет отмечать юбилей, важнейший не только для московской, но и мировой истории. Ровно 455 лет назад, в 1552 году, на Балчуге был открыт первый Царев кабак. По словам одного малоизвестного гуманиста, именно с этого момента началось победное шествие народа-богоносца «к милой для него теперь отраве». Вдумчивый анализ последствий этого судьбоносного события переворачивает традиционные взгляды на роль спиртуоза в русской истории и позволяет вплотную приблизиться к пониманию русской национальной идеи.

 

Не подлежит сомнению, что русский народ пил с первого дня своего появления на исторической арене. По утверждению историка Ивана Забелина «издревле русские обычаи во всех добрых сношениях людей между собою неотменно требовали и доброго угощения хмельным питием». Тысячу лет назад даже святой благоверный князь Владимир признавался: «не можем без того быти». Но употребляли в те времена не тяжелые многоградусные напитки, а брагу, мед и пиво и еще какой-то олуй. С 14 века появилось вино, но только привозное и оттого не доступное широким слоям трудящегося населения.

Впрочем, тогдашний мед был до того заборист, что валил с ног, тогда как современная медовуха неспособна пошатнуть даже школьника. Очевидно, дело не в утраченной тайной рецептуре, а в том, что годы пьянства закалили нацию мечтателей. В принципе, история человечества суть история роста алкогольной толерантности. Древние греки, например, умирали, обпившись неразбавленного вина. Русские еще несколько сот лет умирали от четвертной (четырежды перегнанной) водки, а теперь жрут себе спирт и политуру и даже не морщатся.

Важнейшим этапом толерантного взросления нации стало знакомство с привезенной с Востока адской машиной, ныне известной как перегонный куб. Прибор был изобретен в раннем средневековье и использовался для дистилляции парфюмерных полуфабрикатов. Саму же парфюмерию арабы обозначали словом al-kuhl, то есть алкоголь. Простые арабские купцы совершили величайший теракт, даже не предполагая, что нанесут столь тяжелый удар по благополучию христианского мира – на Ближнем Востоке никому не приходило в голову принимать получаемые одеколоны вовнутрь.

Европейцы тоже не сразу поняли истинное предназначение этого, в сущности нехитрого аппарата, состоявшего из горшочка и трубочки. В 12 веке им пользовались алхимики. Пытаясь путем очистки субстанции добраться до ее духа (spiritus) они изобрели спирт. Поначалу он использовался лишь в медицине, «продляя жизнь, унося дурное настроение, оживляя сердце и поддерживая молодость». Но через сто лет смекалистые европейцы сообразили, что к чему, и уже вскоре английские пасторы жаловались, что «прихожане каждое воскресенье смертельно все пьяны».

В конце 14 века перегонный механизм прибыл в южнорусские города, еще через сто лет добрался и до Москвы. Но уже с 1389 года питейная торговля оказалась под запретом, ибо заведовавшие ей татары приняли магометанство. Разумеется, вынужденная диета вызвала волну народного сопротивления, во множестве появлялись «тайные корчмы». С «хлебным вином» боролись весьма строго: «поймают винщика или пьяного человека … велят бити кнутом да в воду мечут». Интересно, что наказанию подлежал не только винщик, но и его соседи – не донесли, значит собутыльничали.

Это совсем не означало сухого закона – запрещено было лишь общественное пьянство, а уж надомно развлекались в свое собственное удовольствие, оправдываясь тем, что пьют, дабы уничтожить вздутие живота, вызванное грубой пищей. И только злобный тиран Иван Грозный решился легализовать заморское зелье в корыстных целях. Открытие кабака на Балчуге знаменовало собой установление государственной монополии на распространение спиртного и фактическую его легализацию.

Дальнейшая история кабацкого дела Москвы — это трудная и героическая история борьбы кабаков за самоопределение, против ханжества и предрассудков. Первый кабак поначалу обслуживал только опричников, при том бесплатно, но с упразднением опричнины перешел на нормальный график работы. В 1584 году вступивший на царство Федор Иоанович велел прикрыть это заведение, бывшее причиной «многия нарекания и погибели». Однако почин был положен, и искоренить его оказалось уже невозможным.

Борис Годунов разрешил отдавать кабаки частным лицам на откуп и в 1626 году их было уже 25. Царь же Алексей Михайлович, напротив, ужесточил меры: постановил во всех городах быть по одному кабаку, а в Москве – трем. Под страхом ссылки было запрещено торговать в постные дни. Кабатчики послушно вынесли свои предприятия за пределы городских стен, где развернулись с еще большим размахом.

Известное выражение «уйти в запой» имеет под собою конкретные исторические корни. Чешский путешественник Бернгард Леопольд Франциск Таннер писал: «У них принято отводить место бражничанью не в самой Москве или предместье, а на поле, дабы не у всех были на виду безобразия и ругань пьянчуг. У них ведь обыкновенно тот, кого разберет охота позабавиться с женщинами да попьянствовать, уходит за город в ближайший кабак суток на двое либо на трое; приносит там «жертвы Венере с Бахусом» и кончает большей частью тем, что пропивает кабатчику все до рубахи, а потом, проспавшись, является в город голый вполне или наполовину, где пьянчугу встречают рукоплесканиями и похвалой».

Иностранцы, посещавшие Москву во второй половине 17 века, поражались, сколь неравнодушен здешний житель к беспросветному угару. Вот что рассказывал австриец Адольф Лизек: «Не раз мы были свидетелями, как мужья лежали пьяные, без чувств, а жены садились возле них и, снимая с себя одежду за одеждой, закладывали целовальнику на вино и пировали до тех пор, пока теряли употребление рассудка и даже возможность пить, и тут же упадали на своих мужей». В то же время и московские послы, побывавшие в 1667 году в Лиссабоне, были искренно удивлены тому, «сколь гишпанцы не упьянчивы», и тому, что «в семь месяцев не видали пьяных людей, чтоб по улицам валялись или, идучи по улице, напився пьяны, кричали».

О глобальном падении нравов в петровскую эпоху и говорить не приходится. Дурной пример подавал сам император и его главный советник по части вредных привычек, Всея Кукуя всепьянейший патриарх Аникита Зотов. Говорят, что за свою жизнь этот человек выпил больше, чем вся Русь в докабацкие годы. Кабаки в ту пору именовались кружалами, фартинами, а с 1779 года – питейными домами. При некоторых из них были народные игры «не на деньги, но для приохочивания покупателя на напитки, для приумножения казенного дохода и народного удовольствия».

В 19 веке происходит невероятный рост численности кабаков, непропорциональный росту городского населения. Если в 1805 году их было 116, то в 1866 – уже 1248. Особенно популярны были «Истерия», «Лупихин», «Варгуниха», «Наливки», «Девкины бани», «Заверняйка», «Облупа», «Щепунец», «Феколка». Здания некоторых из них сохранились до сих пор – например «Истерия» располагалась в доме Шевалдышевского подворья (Ветошный переулок, 1-5). Назван так, потому что до открытия в 1773 году кабака здесь располагалась греческая кофейня – евстиастория. Сохранилась и одноэтажная встройка между домами 8 и 10 по Волхонке – здесь находился самый буйный кабак «Ленивка» или «Волхонка», славившийся своими мордобоями. Приток в Москву нищего крестьянства после 1861 года отозвался резким ухудшением криминогенной обстановки, не только ростом числа питейных домов, но и тем, что многие из них превратились в мрачные и отвратительные притоны, подробно описанные Гиляровским (до сих пор сохраняются дома, в которых находились знаменитые заведения Хитровки – «Каторга», «Сибирь», «Пересыльный»).

От обильного пития народ млел и с каждым днем становился все добродушнее. Дальновидный Столыпин видел в этом гарантию стабильности и преграду мировой революции. Ленин в ответ на это трезво рассудил, что революцию ускорит война. Так и вышло, но основной причиной народного гнева стала не война как таковая, а связанное с ней введение в 1914 году сухого закона. Великая Октябрьская социалистическая революция вновь подарила насильно закодированному народу надежду. Обещание всеобщих свобод в общественном сознании связывалось, прежде всего, со свободой публичного распития. Недаром первый революционный порыв московского пролетариата был направлен именно на экспроприацию винных погребов. Казалось, вот он, долгожданный русский духовный ренессанс! Но вместо этого наступили разруха и голод, лишь частично скрашиваемые активным самогоноварением. Так в одночасье кабацкая Россия была отброшена на сотни лет назад.

Продолжение следует.

 Распечатать статью

Опубликовано 30 марта 2007 в 1:18. Рубрики: Пять морей.
RSS лента комментариев к этой записи. Вы можете оставить комментарий, или трекбек с Вашего сайта.